— Не сегодня.
— Конечно. — Эдвард понимающе кивнул: сегодня был не тот день, и завтра будет не тот. Не в его силах было разрушить эту странную гнетущую традицию, он понимал это с самого начала, и всё равно плечи у него опустились. — Может, через неделю-две? — неуверенно спросил он.
Хелена задумалась и вздохнула.
— Хорошо. Правда, Эд. Я съезжу с тобой в Мидланд. Позже. — Она подняла на него усталый взгляд. — А сейчас, думаю, тебе пора.
Эдвард развёл руками — так и быть, уже действительно было поздно. Они вернулись в комнату; Эдвард тяжело вздохнул у дверей и притянул Хелену к себе.
— С днём рождения, милая, — прошептал он.
Она прерывисто вдохнула, её пальцы скользнули по его спине, сжали ткань пиджака, и Эдвард хотел её поцеловать тогда, но не решился, только улыбнулся на прощание и с удовольствием чувствовал, как она провожала его взглядом, пока не дверь закрылась.
А потом Хелена опустилась на край постели и закрыла лицо руками.
Эдвард крутился рядом с самого утра, взволнованный и возбуждённый. Две недели до этого он тоже не мог успокоиться и по тысяче раз уточнял её планы, чтобы ничего не сорвалось. Сначала Хелена искренне недоумевала, потом раздражалась (но отказываться назло не стала), затем смирилась с неизбежностью поездки, а в тот самый день поняла: эмоции Эдварда заразительны. Эдвард пылал энтузиазмом, непонятной ей гордостью, и Хелена не могла не улыбаться, глядя на него.
А он так осмелел, захваченный своей идеей, что даже осадил сэра Рейверна, когда тот во время работы с документами сделал замечание, что вместо «детских развлечений» пора «браться за ум».
Позднее тем же днём Эдвард жаловался на это Хелене, когда они сидели в гостиной и пили чай, и та пыталась не засмеяться, представляя оскорблённого до глубины души советника.
— Я сказал ему, что мир не рухнет за день, а наша поездка больше не займёт. Потом мы вернёмся, запрёмся в замке и будем работать-работать-работать. К тому же сейчас делами официально должен заниматься он.
Сэр Рейверн бы был очень недоволен, если бы увидел, как Хелена веселится, будто одобряет подобное, но Эдвард рассказывал всё так естественно, что сложно было удержаться.
— Надеюсь, он нас простит, — сказала Хелена. — Когда мы отправляемся?
Эдвард посмотрел на часы. Разница между Санарксом и Мидландом составляла пять часов, не было смысла выезжать рано, тем более что Эдвард планировал остаться до полуночи и встретить первый день зимы там.
— Уже можно, — сказал он, встал и подал Хелене руку. А потом окинул взглядом её длинное платье. — У тебя ведь есть что-то покороче, правда? Так будет неудобно.
Хелена изогнула бровь.
Мидланд оказался самым странным местом, которое она когда-либо видела. С одной стороны, город походил на Ренджерелл: низкие светлые дома, классическая архитектура, большие окна, просторные улицы. С другой стороны, он горел. Он бурлил энергией настолько живой и неоднородной, словно весь мир съехался в одно место. Балы и приёмы не шли ни в какое сравнение. В Мидланде скопилось столько экзотики, столько силы — и сколько хаоса. Хелена сильнее вцепилась с плечо Эдварда: атмосфера давила ей на голову. В любой другой ситуации она бы не продержалась здесь ни минуты.
Перед ней, гремя колёсами по брусчатке, проносились машины, редкие, но новые, сверкающие чистыми крыльями и гудящие клаксонами, как обычно делали, чтобы возвестить о прибытии важных персон. Хелена сомневалась, что все в столице Мидланда были такими важными. Повсюду мелькали люди, слишком громкие и цветастые, и девушек в длинных платьях они почти не встречали.
— Я чувствую себя глупо, — призналась Хелена, проводя рукой по юбке. Плиссированная, оливкового цвета, она открывала высокие шнурованные сапоги.
— Почему? — удивился Эдвард.
— Я лет шесть не носила ничего короткого на людях. С тех пор, как мать решила, что я достаточно взрослая, чтобы носить платья в пол.
— Ты прекрасно выглядишь. В чём угодно.
Хелена поймала взглядом его улыбку и выдохнула. Эдвард был слишком органичен для этой пышущей жизнью страны, его восхищало всё вокруг и вряд ли беспокоило хоть что-то. Он не мог её понять — только поддержать словами. И, Хелена не знала, как и почему, но они работали, пусть и не прогоняли тревогу полностью.
Она ещё раз осмотрела улицу. Они шли мимо сверкающих витрин: от одних, выставляющих красочные торты, пирожные, мешки цветных карамелек в форме фруктов, пахло горячим сахаром; в других в огромных аквариумах, как древние рыцари, боролись раки — воины в хитиновой броне, бессмысленно глазели остроносые серебробокие щуки; третьи привлекали платьями — к счастью, и длинными тоже, струящимися, легкими, — шляпками, туфлями. Хелена рассматривала всё подряд, отвлекаясь и от пронизывающей энергии, и от разглядывания людей — не понятно, от чего становилось более некомфортно.