— Я бы предпочёл, чтобы Старк явился лично, ваше высочество, — сказал сэр Рейверн, низко опуская голову, но не сводя с неё взгляда.
Хелена кивнула, руша иллюзию преемственности, и дверь закрылась за её спиной.
Сэр Рейверн закинул руки за голову, потянулся, и взгляд его упал на ящик. Единственный, в котором была замочная скважина и у которого не было ручки. Зачарованный лучше всех остальных, он открывался одним единственным ключом, для которого скважина появлялась сама собой. В этом ящике сэр Рейверн прятал от Хелены книгу по просьбе мадам Арт. Там лежало несколько документов на подпись её величеству — для ближайшего времени и не самой высокой важности. И там же, на самом дне, в самом дальнем углу лежала скрученная в трубку бумага, о которой он старался не думать.
Эйверин Арт умоляла его не показывать завещание Гардиана Хелене. И Рейверн согласился. Он бы согласился с ней в большинстве случаев. И в этом случае она была права, считая, что дочь не готова и совершит глупостей больше, чем если останется в неведении. Подтверждение этому Рейверн видел на протяжении полутора лет.
Но Гардиан никогда не ошибался. С ним могли не соглашаться, его могли не понимать и считать самодуром, но время всё расставляло на свои места. И сейчас Рейверну казалось, что ещё одна деталь скоро встанет на место.
Тонкий прохладный ключ появился в ладони. Он сжал его в неуверенности, нахмурился…
— Что за принц Райдоса? — голос, тихий и настороженный, разрезал тишину.
Рейверн едва не уронил ключ от неожиданности и раздосадовано ударил себя по лбу. Стареет, он стареет, теряет контроль и хватку.
— Давно вы здесь? — спросил он, оборачиваясь к стоящему в тени Одину.
— Достаточно, чтобы видеть, почему вы сейчас в сомнениях.
Один смотрел на дверь, за которой скрылась Хелена. Обветренное лицо его, обычно жёсткое и бесстрастное, смягчилось, и на губах играла слабая улыбка. Рейверн удивлённо поднял брови, но Один не дал ему насладиться внезапным открытием: он повернулся, стряхивая зачарованную маску, и в глубине его янтарного глаза читалось предостережение.
— Так что с принцем Райдоса? — переспросил он.
— Не знаю, — Рейверн пожал плечами. — О нём нет ни-че-го. По официальным сводкам — сын Рейднара Роуэла. Ещё один. Вероятно, он держал их всех в подвале под замком, а теперь они начали вылезать на свет.
Один фыркнул.
— Тогда, полагаю, завтра мы узнаем кое-что наверняка.
Паранойя отсчитывала время. Звоном бокалов. Стуком каблуков. Хлопками дверей.
Оборки платья кололи. Сложно было дышать. Сердце стучало как сумасшедшее, предчувствуя надвигающуюся опасность, и взгляд метался по залу, постоянно задерживаясь на парадных дверях. Анна кого-то искала. Смутно помнила, как он должен выглядеть, но ощущения от него остались яркие. Они жгли кожу даже сейчас, спустя много месяцев.
Почти год.
Паранойя застучала кровью в ушах.
Она настойчиво била тревогу с момента, как Филипп — злой до ужаса — сказал, что Совет пошёл Райдосу на уступку и позволил их представителю — какому-то проходимцу, которого новый император объявил принцем — присутствовать на ближайшем приёме. В Пиросе. Спустя всего два года.
«Они купились на историю о тяжёлом детстве, невзлюбившем отце и на сказки о чистом раскаянии», — рычал Филипп, мечась по комнате, не зная, куда деть себя, куда выплеснуть эмоции.
И Анна хотела верить, что его состояние перекинулось на неё. Что это керрелловское раздражение, исходящее что от Филиппа, что от его величества, играет на её нервах и не даёт успокоиться. Так совпало. Совпало, что из ниоткуда появился непонятный человек. Совпало, что у неё осталась пара месяцев.
Совпадение. Не более.
Совпадение…
Наверно, пора было перестать в них верить, когда она впервые увидела Одина и земля чуть не ушла из-под ног. Он ничего ей тогда не сказал. Пронзил взглядом, как два года назад в деревне после битвы, усмехнулся и больше не обращал внимания, будто её не существовало, будто они никогда не виделись и ничего не знали.
— Это он! — кричала она потом Филиппу. — Тот человек, которого мы видели в тумане. Который рисовал тебе драконов. Который был в посёлке. Это он!
Филипп нахмурился.
— Если это так, то что-то начинается.
И Анна была уверена, что он прав. Начинается. Просто медленно. Как затишье перед бурей, когда небо чернеет в безветрие, а потом разражается страшнейшим штормом.
Анна непроизвольно вздрогнула от воспоминаний и сжала руку Филиппа.