Карина Пьянкова
ЛЕДИ ЕВА. ЛЕДИ БЕЗ СТРАХА
Мне уже давно казалось, что молодые Де Ла Серта либо вот-вот переедут к нам в дом или уже переехали — столько времени проводили у нас в гостях Мануэль и Теодоро. От матери своей они прятались, это стало ясно сразу, но почему им в голову пришло скрываться в обители колдовства и черных сил, каковой должен казаться молодым людям особняк рода Дарроу?
— Второй, может, ты как-нибудь намекнешь своим приятелям подоходчивей, что хорошо бы больше бывать у себя дома? — в конце концов обратилась я за помощью к Эдварду.
Сама я предпочитала из-да нездоровья, сперва настоящего, а затем и мнимого, перед гостями не показываться. Приходилось проводить большую часть времени у себя в комнате, и в итоге такое времяпровождение стало казаться просто невыносимым.
— Почему ты вообще перекладываешь все на мои плечи, Первая? — не преминул возмутиться дорогой брат, которого общество Де Ла Серта не особенно тяготило. — В конце концов, один из них — предмет именно твоих воздыханий.
Я картинно осела на подушки.
— Ах, не говори мне об этом. Уже сама десять раз пожалела, что влюбилась. От Мануэля Де Ла Серта лишь слезы и головная боль. Следовало полюбить кого-то более подходящего. И вообще-то эти двое твои друзья, а не мои.
Ко всему прочему, из-за постоянно снующих по дому иберийцев походы в табор пришлось отменить. К несчастью, Де Ла Серта, пусть и не видели подчас самого очевидного, превосходно замечали все, что не предназначалось для их глаз.
— Я по тете Шанте соскучилась, — пожаловалась я на свои несчастья брату. — Ну почему-то бы Де Ла Серта не побыть дома, скажи на милость? Мать их неопасна, в ней колдовской силы ни на йоту. Так и пусть бы жили себе и дальше как и прежде.
Брат переживал одновременно и за меня, и за своих друзей, поэтому сохранял позицию нейтралитета, отказываясь отступать от нее даже в малом.
— Ну, им не по себе подле нее. Нужно понимать, насколько Мануэль и Теодоро сильно переживают. Где же твое сочувствие, Ева?
Я закатила глаза.
— Сочувствие? О чем ты вообще говоришь сейчас, Второй? Да после всего, что мне довелось от него выслушать, о каком сочувствии может идти речь? Как бы я его ни любила… Лучше бы не любила. На порядок меньше унижений и головной боли.
Увы, мне действительно довелось испытать достаточно мучений по милости Мануэля Де Ла Серта. Единственное, что немного уменьшало его вину в моих глазах, так это лишь то, что ибериец не представлял, что его слова и поступки могут причинить мне страдания. Но, скажем так, мне в целом было не легче.
— Слушай, Первая, я все понимаю…
Я вложила во взгляд весь имевшийся во мне скепсис.
— Ну, хорошо, не все, но определенно многое. Так вот, несмотря на это, ты переигрываешь в умирающую. Пора тебе уже начать выходить из этой норы, которую почему-то упорно называют твоей спальней. Эмма скучает, а Де Ла Серта очень нервничают, подозревая, что ты или готовишься испустить дух или варишь зелья из нерожденных младенцев.
Округлив глаза, поинтересовалась:
— А почему вдруг такая экзотика? Где же кровь девственниц? Или чьи-нибудь там слезы?
В плане суеверий я была не особо сильна, мое воспитание не включало простонародных легенд, а все, что говорили цыгане о колдовстве, имело свойство соответствовать истине.
— Да понятия не имею. В общем, яви себя народу, о страдающая дева. Я уже готов в окно выпрыгнуть от скуки.
Выполнять просьбу близнеца категорически не хотелось, но, как и в большинстве случаев, я пошла навстречу Эдварду. На этом и зиждилась наша с ним родственная любовь: мы выполняли просьбы друг друга и не просили невозможного. Нельзя жадничать, если речь идет о себе самом, а мы ведь с ним были одним целым, лишь по ошибке разделенным на две части и помещенным в разные телесные оболочки.
Словом, к обеду я вышла, радуя всех нежно-зеленым цветом лица, который не мог скрыть даже толстый слой пудры. Пожалуй, с пудрой было только хуже. Точно покойница, которая решила выбраться из фамильного склепа. Горничная пыталась убедить меня, что на самом деле все замечательно, но… словом, я ценила свою служанку за редкостную бесхитростность, которая в данном случае не оставила ни единого шанса для иллюзий.
— Создатель, Ева, может… — тут же залепетала Эмма, первая заметившая мое появление в столовой. — Ты ведь все еще больна.
Я упрямо покачала головой. Эдвард, несомненно был совершенно прав. Невозможно до конца оправиться от раны, когда не видишь солнца и не дышишь свежим воздухом. Да и не удастся до конца жизни скрываться от братьев Де Ла Серта, как бы мне того ни хотелось.