– Но почему? – спросила Блу. Ей чрезвычайно понравилась мысль об «ужине» в каюте корабля.
Руки Моутона задвигались; жесты складывались в слова.
Верный страж объяснял, что Бо Билли никогда на это не согласится. Герцог мог отплыть под покровом темноты, а ей, Блу, пока еще не пришло время отправляться в путь.
Плечи девушки поникли; ее нисколько не волновало, что Герцог мог ее похитить. Но она прекрасно понимала, что Бо Билли не разрешит ей взойти на корабль Герцога.
– Что ж, ладно, – кивнула она. – Пусть будет хижина. – Блу попросила Моутона, чтобы он предоставил в распоряжение гостя один из домиков, но по выражению его лица поняла, что великан явно не одобряет ее намерения. – Но он именно то, что мне нужно, – объясняла девушка, удивленная несговорчивостью Моутона. – И время как раз подходящее. Я не собираюсь появляться перед своей матерью девственницей.
Моутон коротко кивнул и сошел с настила. Но вид у него но-прежнему был недовольный. Внезапно Блу кое о чем вспомнила и схватила его за руку.
– Моутон, я хотела попросить тебя… – Девушка в смущении откашлялась и покраснела. – Не надо спать у меня под дверью. По крайней мере не сегодня. Ты можешь поиграть в шахматы с Месье или найти себе еще какое-нибудь занятие…
Глаза великана вспыхнули. В его душе шла мучительная борьба.
– Никто не причинит мне вреда, – продолжала Блу. – Поверь, Герцог не сделает мне больно. Изабелла уверена в этом.
Если Герцог чем-то обидит ее, вряд ли он доживет до рассвета. Это она знала точно. Моутон погладил ее по щеке, сошел с тропинки и исчез в зарослях олеандра и дикого винограда.
– Боюсь, сегодня нашему Моутону захочется отвести душу. Головы так и полетят, – добродушно проворчала Изабелла. – Впрочем, у этого малого доброе сердце…
– Ты так ничего мне и не рассказала, Изабелла. Что я должна буду почувствовать? На что это похоже? И как я узнаю, что надо делать? – Блу в волнении всплеснула руками. – Он покажет мне? А вдруг мне не понравится? Я ведь никогда раньше даже не целовалась, ты же знаешь. А может, он станет…
Изабелла рассмеялась и подняла вверх руки:
– Все, помолчи! Ты сама скоро все узнаешь.
Но время тянулось ужасно медленно. Чтобы хоть чем-то себя занять, Блу подошла к хижине Черного Днища и немного постояла там, слушая, как он покрикивает на женщин. Женщины же посмеивались и постоянно вспоминали о монетах, что подарят им ночью матросы. Когда послышались непристойности, щеки Блу вспыхнули, и бедняжка отошла от хижины. Она отправилась на огород и, шагая между грядок, принялась выдергивать бурьян. Потом обошла загоны для скота, а когда и это занятие ей наскучило, остановилась посмотреть, как дерутся двое мужчин, не поделивших голландский плащ, явно непригодный для носки в тропиках.
В конце концов она пришла к берегу и присела на песок, прислонившись к пальме. Подтянув колени к подбородку, Блу вытянула шею, надеясь увидеть Герцога хоть одним глазком. Но с того места, где она сидела, его не было видно, а если бы она подошла ближе, то ее непременно заметил бы Месье. Маленький француз был бы страшно недоволен, потому что ученица сегодня так и не явилась к нему на урок и он напрасно ее ждал.
Чтобы отвлечься, Блу принялась разглядывать трофеи, которые переносили с корабля в пакгауз. От нечего делать она мысленно пыталась прикинуть стоимость каждой вещи. Там были рулоны шелка и атласа, турецкие ковры, тонкое постельное белье, золотые и серебряные слитки, сундуки с новенькими блестящими монетами и драгоценностями. За изящной испанской майоликой и изысканной мебелью последовали пушка и ядра к ней, потом настала очередь медных скульптур и статуэток из слоновой кости. «Хорошо бы среди трофеев оказалось несколько сундуков с одеждой и книгами, – думала Блу, сладко зевая. – Месье тщательно следит за модой и приходит в восторг, когда удается найти среди товаров что-нибудь стоящее.
К тому же ему нужны новые книги, потому что многие из старых пострадали от сырости и их страницы истрепались от частого перелистывания.
Когда Блу открыла глаза, небо на западе потемнело до цвета индиго, и лишь на самом горизонте виднелась красноватая кайма. Двери в пакгауз были уже закрыты. Месье собрал свое подобие стола, и на песке не осталось никаких следов недавнего торга. Повсюду вдоль берега светились костры, распространявшие запах горящего кедра. Блу уловила в воздухе божественный аромат тушеного мяса – Черное Днище постарался на славу. Рот девушки мгновенно наполнился слюной. Поспешно вскочив на ноги, Блузетт стряхнула с себя песок и обвела взглядом пустынную отмель. Герцога нигде не было видно, но со стороны пакгаузов шагал к общей хижине Бо Билли.
Заметив дочь, он широко улыбнулся.
– Сегодня был отличный денек, и мы неплохо заработали, – объявил Морган.
Блу взглянула на отца и в волнении облизнула губы. Нужно было начинать разговор, но девушка неожиданно поняла, что не может произнести ни слова. И все же выбор был уже сделан. Собравшись с духом, Блу пробормотала:
– Видишь ли, я даже не знаю… – Она внезапно умолкла – ей казалось, что в горле у нее застрял огромный камень, мешавший говорить.
Бо Билли внимательно посмотрел на дочь. Затем, вполголоса выругавшись, почесал в затылке и проговорил:
– Дьявольщина, я даже не знаю, что думать! – Он с сомнением взглянул на дочь. – Ты уверена, что Герцог именно то, что тебе надо?
– Да. – Блу кивнула и закусила губу.
– Но если этот ублюдок обидит тебя, то я собственными руками вырежу его сердце.
– Да. – Блу снова кивнула и, тихонько всхлипывая, бросилась отцу на грудь.
Морган крепко обнял дочь, но уже в следующий миг поспешно отстранился от нее и, нахмурившись, пробормотал:
– О Господи, моя девочка. Нас ведь могут увидеть.
Блу осмотрелась и заметила вдалеке смутные тени. Взглянув на отца, она робко улыбнулась:
– Да, ты прав. – Внезапно щеки девушки вспыхнули от стыда. Она мысленно выругалась, проклиная себя за трусость.
Бо Билли осторожно коснулся спутанных волос дочери и улыбнулся ей в ответ.
– Что ж, до завтра, – прошептала Блу. Отец и дочь переглянулись.
– До завтра, – прошептал в ответ Бо Билли.
– И наконец-то я стану настоящей женщиной.
Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Бо Билли вдруг снова нахмурился и заявил:
– Это твое дело. Разбирайся сама.
– Но, папа…
– Не пристало отцу обсуждать такие вещи с собственной дочерью. И я не собираюсь вмешиваться в женские дела.
Резко развернувшись, Морган стремительно зашагал к тростниковой стене хижины. Поднявшись по каменным ступеням, он в раздражении отбросил занавеску и вошел внутрь. Закусив губу, Блу следила за отцом. Когда занавеска за его могучей спиной задернулась, девушка тяжко вздохнула и побрела к хижине Герцога.
Она и сама не понимала, откуда появились эти внезапные сомнения. Ей ведь так хотелось расстаться наконец с ненавистной девственностью. Кроме того, подворачивалась прекрасная возможность уязвить леди Кэтрин Паджет. Но как ни странно, Блу вдруг охватило щемящее чувство утраты – ведь завтра она проснется уже настоящей женщиной и дни ее детства закончатся. Да, утром она станет совсем другой. А сейчас она даже не может представить, что с ней произойдет. Наверное, такие важные события обязательно сопровождаются каким-то ритуалом. Кто-то должен произнести ей напутствие, кто-то должен произнести слова, которые она запомнит на всю жизнь.
Внезапно Блу столкнулась с Моутоном и уткнулась лбом в его широкую грудь. Подняв голову, девушка в растерянности пробормотала:
– Ох, я так боюсь… – Устыдившись своих слов, она тут же умолкла, ведь дочери Бо Билли не пристало проявлять малодушие.
Моутон осторожно прикоснулся ладонью к ее щеке; его огромные ручищи могли быть необыкновенно нежными.
Тут Блу вдруг увидела ярко освещенную занавеску, закрывавшую вход в хижину Герцога, и вздрогнула всем телом. Черт возьми, да что с ней такое творится? Неужели она готова спасовать перед опасностью? В конце концов, ей предстоит получить удовольствие, а не предстать перед жерлом пушки. Ведь именно этого она и хотела так долго. А Герцог воплощал в себе все то, что ей хотелось бы видеть в своем первом мужчине и что она уже отчаялась когда-либо встретить. Она сама его выбрала. И она желает его. Это будет самый волнующий вечер в ее жизни.