Я виновато улыбнулась.
– Дайана, я могу взять книгу Сказочника? Ту самую, в которой он писал о моей… о нашей истории.
– Конечно, – удивленно отозвалась она.
Я взяла с полки книгу, села в обитое белым бархатом кресло.
– Что ты хочешь там найти? – спросил Алистер.
Его низкий, чуть хрипловатый голос всегда странно действовал на меня, словно затрагивая струны моей души, уверенно – что не удавалось никому до него – на них играя. Жаль, что сейчас было совсем не то время, чтобы попытаться понять, что означали его объятья, воспоминания о которых я бережно хранила.
– Когда Ламьель охотилась за Дайаной, Сказочник написал об этом. Так может, он написал и о том, кто сейчас усиленно пытается проникнуть в особняк?
– Проникнуть? – медленно спросил Алистер. – Ты думаешь, угроза, которую ощущают духи Лаэс и Дайана, исходит не от Темных Отражений?
Я мотнула головой. Рассказала им о зеркале.
– Кто-то заморозил его, заставил заиндеветь. Но это было не Темное Отражение – я чувствовала чье-то ледяное дыхание оттуда, из зеркал. И я подумала – что, если Сказочник что-то написал об этом?
Я увидела, как оживилось изможденное личико Дайаны. Алистер подался вперед.
– Заморозил? Ты… снова столкнулась с… кем бы он ни был? Он не причинил тебе вреда?
– Со мной все в порядке, – заверила я. И поспешила уткнуться в книгу.
Прочитала ту ее часть, где было сказано о моих похождениях в Ордалоне, добралась до момента, когда, покончив с Ламьель, мы вернулись домой. Заново все переживая, читала, как хрустальное сердце в моих руках стало настоящим, а Дайана из хрустальной статуи стала… настоящей живой девочкой со светло-карими глазами.
И, невольно задержав дыхание, перевернула страницу.
– Что он пишет? – Не выдержав, Дайана подбежала ко мне.
– Господин Льдов, – сказала я плохо слушающимися губами. – Вот кто пытается пробраться в особняк.
Вскинув голову, я встретилась с внимательным взглядом Алистера.
– Ты знаешь, кто это?
– Только то, что гласят легенды. Господин льдов – властитель ледяных пустынь и создатель ледяных джиннов.
Я ахнула. В памяти всплыли картины прошлого: Сирена – скрипачка, лишенная голоса, попавший под ее чары Конто, похищенные дети...
– Тех самых?
– Да. Говорят, в ледяных джиннов превращаются те души, которые случайно забрели в царство Господина Льдов. И больше никогда не могут согреться.
– И отбирают человеческое тепло, – прошептала я. – Дайана, я заберу твоего папу ненадолго. – Добавила строго: – А ты лежи и отдыхай.
– Но я не хочу спать! – воспротивилась она.
– Я позову Конто. Его оглушительное мурчание вгонит тебя в сон за несколько минут, – заверила я.
Как только мы оказались за пределами ее комнаты, я повернулась к Алистеру.
– Ему нужна Дайана. – Алистер скорее утверждал, нежели спрашивал.
Я кивнула, припоминая строчки, написанные неведомым Сказочником.
– Ему нужен ее Истинный Дар. Дар, который поможет ему исцелиться, поможет ему вновь почувствовать себя живым, а свое сердце – горячим и способным биться. Алистер, Дайана может его исцелить?
– Не знаю, Беатрис, не знаю. – Его тихий голос звенел от напряжения.
– Там, в книге Сказочника, было еще кое-что, – помедлив, сказала я. – Не о Дайане, обо мне.
Алистер нахмурился, настороженный моими словами и тоном.
– Когда я находилась в некоем подобии комы, и вы не могли меня разбудить… Мы решили, что так Темные Отражения мстят мне за смерть своей госпожи. Но Сказочник пишет, что это – испытания силы духа.
– От кого? – изумился Алистер.
– Я не знаю.
– Темные Отражения – лишь слуги. Они не обладают собственной волей и могут лишь действовать по указке более сильного разума. Они ведомы только теми, в чьих жилах течет магия.
– Знаю. Но у меня, как и у тебя, ответов нет. А Сказочник… он всегда пишет только то, что уже свершилось.
Алистеру мои слова совсем не понравились.
– Выходит, нам остается только ждать?
Я помолчала.
– Другого выхода я не вижу.
Глава шестая. Последние мгновенья перед падением
Джиневра с восхищением наблюдала за работой Октавио: спокойное выражение лица, сосредоточенность во взгляде, плавные движения руки и ровные, аккуратные мазки, нанесенные на холст мольберта. У той Джиневры, что стояла сейчас перед Октавио как неподвижная ростовая кукла, были темные локоны, мягкой волной ниспадающие на спину. Но у Джиневры на холсте волосы были светлыми, золотисто-русыми. На их полотне солнце охотно играло бликами.