– Пожалуйста, – взмолилась, глядя на Конто, – пойдем скорее отсюда!
Мы дошли до подножия горы Нуа так быстро, как будто за ними гнались все твари Диких Чащ. Но у нас был другой враг – нас подгоняло время.
– Знаете, леди, а вы молодец, – внезапно сказал Конто, когда мы ступили на уже знакомый обоим скалистый путь. – Любая другая на вашем месте растерялась.
Я лишь улыбнулась, не зная, что ответить на похвалу. Я просто делала то, что должна.
Когда впереди замаячило облачное море, я вздохнула с облегчением. Едва не бегом мы добрались до дома целителя. В этом я целиком полагалась на Конто – сама я едва могла различить один дом нуарийца от другого. Все они были похожи друг на друга, как близнецы.
Ари по-прежнему лежала посреди комнаты, заботливо укрытая облаками.
– Вы принесли? – взволнованно спросил целитель, едва завидев нас.
– Принесли, – отозвалась я, доставая из бездонной сумки пласт коры и ветку, – кстати говоря, это дерево живое.
– Вы этого не знали? – округлил глаза нуариец. Покачал головой, глядя на барса. – Вы ведь говорили, что знаете, что представляет из себя горгат.
– Я видел его только в засушенном виде и на картинках. Мне никогда не доводилось подходить к нему так близко, – признался донельзя смущенный Конто.
– А откуда, вы думаете, у листьев горгата такой странный, насыщенно-красный цвет? Его листья впитывают кровь тех бедняг, что становятся пленниками дерева.
– Радость от того, что мы выбрались, стала еще больше, – пробормотала я.
Боясь даже дышать, я наблюдала за манипуляциями целителя. На каждом листе горгата нуариец ножом вырезал несколько линий для того, чтобы пустить сок. Сев на колени возле Ари, освободил ее ногу от облачного покрывала, и обложил рану кроваво-красными листьями горгата. Затем перетянул ногу светлой тканью, таким образом, крепко прижав листья горгата к телу Ари.
– Все, – поднимаясь, сказал целитель, – теперь осталось только ждать, когда горгат начнет действовать и вытягивать из раны яд. А вам обоим нужно отдохнуть.
Я начала возражать, при этом отчетливо чувствуя, насколько же устала – напряжение последних дней сильно сказалось на моем состоянии. Но вместе с тем, мне безумно не хотелось оставлять Ари.
– В моем доме с твоей спутницей ничего не случится, – будто услышав мои мысли, мягко сказал нуариец, – а тебе просто необходим сон.
Я все еще медлила – не хотела пропустить момент, когда Ари очнется.
– Я побуду с ней, – заверил меня Конто, преданно глядя на беловолосую Хранительницу. – Мне отдых нужен куда меньше, чем вам.
В конце концов я сдалась. Целитель, представившийся Гвеллом, отвел меня в одну из гостевых комнат. Я легла на расстеленное посреди комнаты облако, и оно тут же обняло меня, как невероятно мягкое пуховое одеяло. Я позволила себе улыбку – кто из моих знакомых мог похвастаться тем, что спал в облаках?
Глава двадцать третья. Кошмары во сне и наяву
Я снова видела его. Снова смотрела в карие глаза, полные беспросветной грусти и усталости. К моему облегчению, мы находились не посреди озера – меня радовало, что участь быть утопленной, пусть даже и во сне-видении, мне не грозит.
Его взгляд изменился. Не знаю, почему, но меня это тревожило.
Мы находились в особняке, на балконе. Взявшись за руки, смотрели вдаль, на заходящее солнце, окрасившее небо в золотисто-алые цвета. Воздух был напоен ароматами распустившихся под окном цветов, ветер ласково обдувал лицо, мягко ероша волосы. Мистер Морэ переплел свои пальцы с моими. Мне было так хорошо и спокойно… Но стоило только вспомнить, что молодая женщина, которая стоит сейчас напротив Алистера, имеет чужое лицо и говорит чужим голосом, и моя радость поблекла.
Его жена. Теперь я точно знала, что смотрю на мир ее глазами. Связанная с мистером Морэ странными узами, крепче золотой цепочки на его часах, я бесстыдно вторгалась в их общие воспоминания.
– Ты снова со мной, – прошептал он, зарываясь лицом в мои волосы. Светлые волосы. – Они хотят отобрать тебя у меня. Но я им не позволю.
Я боялась, что своими словами могу разрушить связывающие нас нити, и мне не позволят больше видеть Алистера в своих странных видениях. А это было мне необходимо – я должна была знать, что он все еще жив.
Это было неправильно, противоречило истинному ходу вещей, и все же я посмела нарушить верное течение чужих воспоминаний. Я должна была предупредить его. Но как же тяжело давались слова!
– Пустота. – В горло словно вонзились тысячи острых стекол. Обжигающих холодом льдинок, которые мешали мне говорить. Замораживали слова прежде, чем они успели сорваться с языка. – Вы в Пустоте. Вам надо бежать.