– Фото… что? – непонимающе нахмурился Конто.
Я отмахнулась. Иногда я забывала, что пришла в мир, где все то, что кажется мне таким простым и обыденным… никогда не существовало.
– Но он тебе дорог?
Черт бы побрал Конто с его расспросами! Я не хотела отвечать, но выпалила против воли:
-- Я боюсь, что он все еще любит свою жену. А тягаться с призраками – совсем не просто. Он тоскует по ней – я это чувствую, но не могу понять, что он испытывает ко мне. До того, как все пошло прахом, я иногда замечала на себе его взгляд. В нем было что-то такое… трудно это объяснить. Как будто он хочет подойти ко мне, заговорить… но борется со своим желанием. А теперь еще эти видения... В них Алистер говорил, что мое лицо меняется. И я не знаю, кого он видел, когда целовал меня – свою жену или меня саму. Я не знаю, кому был посвящен его восхищенный взгляд.
Я выпалила все это на одном дыхании и тут же пожалела о своих словах. Смутившись, замолчала, не обращая внимания на попытки Конто меня разговорить. Остаток пути до деревни прошел в молчании.
Я увидела его. Сжав челюсти, Алистер махал топором с таким остервенением, словно желал выбить дух из дома, который же и строил. Я лихорадочно пыталась придумать какие-то слова, но они оказались ненужными. Как только мистер Морэ увидел меня, в его пустых глазах зажглась искра. Молоток полетел на землю, подняв в воздух хлопья пепла. Алистер развернулся ко мне всем телом.
– Ты…
Я молчала, разом потеряв возможность говорить. Что-то было в его взгляде такое, из-за чего слова застревали на языке. Я и забыла, какие потрясающие у него глаза.
– Я все забыл, я видел лишь тебя. Ты – девушка из моего сна, – пораженно прошептал Алистер, подходя ближе.
Пустые люди, окружающие его и, как заевшие пластинки, зацикленные на работе, не обращали на нас никакого внимания. Нас словно и не было вовсе.
– Любимая…
Сердце заныло. Я понимала, что он принимает меня за свою жену. Обрывки воспоминаний терзали Алистера, в его сознании все перепуталось – часы с ее фотографией невольно связали нас, но вместо лица своей жены он видел мое.
Алистер оказался совсем близко. Взял мое лицо в свои холодные руки. Зачарованные перчатки порвались, я чувствовала прикосновение его пальцев, огрубевших от нескончаемой работы. Он уже почти дотронулся до моих губ, и больше всего на свете я жаждала его поцелуя – наяву, а не во сне, – но все же нашла в себе силы сказать:
– Нет, это была не я.
С губ Конто, сидящего на задних лапах и как ярый зритель ток-шоу наблюдающего за разыгравшейся сценой, сорвался разочарованный стон.
Алистер отступил на шаг, на его лице промелькнула растерянность.
– Но я видел…
– Это были ваши воспоминания о жене, в видениях принявшей мое обличье. Мне… нужно многое вам рассказать, но прежде нам нужно покинуть эти земли. И как можно скорее.
Конто смерил меня неодобрительным взглядом, и, словно этого было недостаточно, вдобавок покачал головой. Но я не могла солгать, глядя в карие глаза мистера Морэ. В Ордалоне и так слишком много лжи и боли. Один поцелуй – он ничего не изменит, он не заставит Алистера влюбиться в меня. А я не хотела пользоваться тем, что Пустота выпила из него воспоминания, подменив их ложными, где главной героиней была я.
Мистер Морэ все еще ничего не понимал, но мне удалось убедить его, что воспоминания начнут возвращаться, как только мы уйдем из Пустоты.
– Нам нужно в Санпаис, – устало сказала я. – Поспать хотя бы несколько часов, прийти в себя.
Алистер не сопротивлялся. Совершенно обескураженный, он направился вслед за Конто. А я стояла, не сводя взгляда с «пустых людей». Пустота высосала их души, их эмоции и воспоминания. У каждого из них была своя семья, своя история. Кто-то ждал их, там, за пределами Пустоты, пока они исполняли роль марионеток Ламьель.
– Беатрис, – неуверенно произнес Конто.
– Мы что, должны просто оставить их здесь? – тихо спросила я.
– Пустота не сделает им хуже, чем уже сделала. Она их не убьет.
– Знаю, но… Их ждут дома, их родные сходят с ума от беспокойства, не зная, где они и что с ними. И мы должны просто бросить их здесь…
– Ты поможешь им, когда уничтожишь Ламьель, – твердо сказал Конто. Теперь его голос звучал намного ближе. Мою здоровую руку пощекотал мех, но я не сводила взгляда с зачарованных Пустотой людей. – Проклятие рассеется, как только сердце Ламьель перестанет биться. Пустота станет обычной пустыней, а люди вернуться домой.