— Ты поражена Анебулой, не так ли? — неожиданно для себя шатен взял ее руку в свои и сжал очень бережно. Тсуна и сам не понимал, почему он так делал, но считал, что этот жест должен был поддержать Богиню, пусть и зараженную.
— Нет, я сама сюда пришла, когда увидела, как падает звезда Микрокорна. Разве ты не знал, Боги тоже могут умирать, особенно сетевые. Нас много, и мы рождаемся из прихоти и желаний людей. Наша сила и наша жизнь длятся ровно до того монета, пока в нас верят… просто пришло и мое время исчезнуть, и свои последние часы, минуты, а может, секунды я решила повести здесь. Я сама так захотела. Они простояли достаточно долго, просто глядя друг на друга и держась за руки. Неожиданно она улыбнулась так по-детски, что в сердце Вонголы что-то кольнуло.
«Сколько времени прошло и сколько его осталось у нее? Существует ли в архиве поврежденных данных такое понятие, как время? И где мы? На бесконечном пляже или мы уже… вернулись?»
— Так чего хочешь ты, Вонгола? Ну же, Тсуна-кун, загадай желание… не дай моей жизни угаснуть вот так просто! Пускай я потрачу остатки сил и своего времени не зря, — она улыбалась, а к его ногам волнами прибил цветок лотоса.
«Разве такое возможно?» — он рассматривал его всего несколько мгновений перед тем, как поднять. Он взял цветок из воды и подарил ей, ведь в этом цветке было заключено его желание… ее надежда…
— Чего я хочу… мое желание… Перед глазами промелькнули знакомые лица. Его хранители. Он бы хотел сейчас быть ними… сражаться бок о бок, ведь он уже чувствовал это нарастающее, словно волна, чувство тревоги…
***
Людей Призрака почти не осталось. Были только брошенные с крыш домов и добитые хранителями уже внизу.
— Жалкое зрелище… — Призрак наблюдал со скучающим видом за боем хранителей Вонголы и был жутко зол, когда наконец смог засечь Мукуро.
— Так вот куда ты сбежал, Рокудо Мукуро, — вызвав к себе Глоксинью, он в отдал четкий приказ. Хранителя Дождя пробила мелкая дрожь, и впервые за долгое время его ладони стали потными после разговора с боссом.
— Да, все будет исполнено… — низко поклонившись, он вышел из кабинета Призрака и был похож на приведение. Едва держась на ногах, он заскрипел зубами от негодования и злости. Ведь он уже знал, что, если провалится в очередной раз, будет подвержен стиранию…
Старые и новые боги
Молитва. И этим словом было все сказано. Пустынный пляж закончился. Юни улыбнулась загадочно и, отпустив руку Тсуны, встала на колени. Обратившись лицом к океану, она встала на колени, сложив руки в молитве, и произнесла:
— Услышьте меня, старые и новые Боги сети, ушедшие в пустыню и вошедшие только в сеть, откликнитесь на молитву той, что несет свет и блаженство… пусть желание этой души исполнится… Ее тело, словно заряд энергии, стало светиться… этот свет пульсировал, и от нее исходило тепло. Волны омывали ее колени, и платье намокло, но она не обращала на это внимания. Она продолжала повторять эти слова, словно они были заклятием. Но вокруг ничего не менялось. Тсуна смотрел во тьму… линия пляжа и моря резко прерывалась, словно на конце пленки. И тьма шипела. Она шипела, словно гремучая змея, и ее шипение привлекало путников. Но Тсуна знал: стоит ступить в нее, и его не станет. Это будет означать уже настоящий конец.
«Посмотри, глупый человек, она молится… молится на коленях ради такого жалкого отродья, как ты…» — голос обращался к Тсуне. Неожиданно из тьмы на пляж выступил молодой человек, на вид ему было не больше двадцати. Он высокий и тощий, на нем — фиолетово-черный доспех с острыми шипами на наплечниках. Его глаза не излучали добра или тепла, он равнодушно взирал на эту пару, словно ему было все равно. И все же, в его взгляде Тсуна прочел даже некое презрение. — Хватит, Богиня, другие слышат тебя, и твое желание будет исполнено.
— Генкиши, почему именно ты… — Юни поднялась с колен и слегка попятилась от юноши.
— Генкиши, — повторил про себя Савада и тоже отступил на пару шагов.
— Бог смерти…
— Хм. Я слегка удивлен, что смертный вроде тебя знает обо мне. Да, я Бог смерти, я отправляю остаточные данные на покой, когда это место становится для них адом… но еще я могу и вернуть эти данные, — в руках брюнета материализовался меч.