— Мы его возьмем с собой к народу? — наглаживала она щенка, уплетавшего сухой корм.
— Куда ж его денешь, — забылся я, за что был награжден недовольным взглядом. Пришлось вспомнить про обещание быть милым и натянуть улыбку: — Конечно, возьмем. Но у меня к тебе серьёзное дело.
Алина пытливо вздернула бровь.
— Нам нужно поругаться так, чтобы Вадим это увидел, — сообщил я свой план.
— Зачем?
— Чтобы он раскрыл тебе свои намерения во всех подробностях. Если его план — залезть к тебе в трусы, то его он откроет лишь тогда, когда я уберусь с дороги.
Алина напряженно вздохнула:
— Медведя из деревни вывезти можно, а деревню из Медведя — никак…
— Обольстить, — поправился я. — Если он хочет тебя обольстить.
— Хорошо, — закатила она глаза. — На какую тему будем ругаться?
— Неважно. Главное — громко возмутиться и, надувшись, уединиться с большой кружкой алкоголя так, чтобы брат тебя нашел. Уверен, он подкатит.
Она отвела взгляд:
— Возможно, ты прав.
— Ну, пошли?
— Пошли.
***
На поляне с костром собралась почти вся компания в полном составе. Вадик постарался на славу, надо же… Атмосфера царила непринужденная, вкусно пахло едой, музыка не раздражала и ничто не располагало к каким-то расследованиям, чёрт бы их побери!
Ну что именно я узнаю? Что от меня может хотеть Вадим? Помощи с тем, чтобы вернуться в доверие к маме и примазаться к деньгам? Глупо. Стать на его сторону в компании и собирать ему слухи из финотдела? А, может, добыть информацию о ходе финансового обоснования его проекта? Возможно. Конечно, если он метит в мою мать, мне стоит это выяснить в первую очередь. Вадим способен на все, и если не получится через меня, может пробовать через ее партнеров по фонду…
— Алин, тебе принести что-то? — Я оцепенела от неожиданности, чувствуя, как Богдан вдруг нежно обхватил меня за плечи и направил в сторону деревянного постамента с подушками и одеялами рядом с костром. — Иди устраивайся.
А я и не подумала, что для того, чтобы разыграть ссору влюбленных, сначала не мешало бы убедить всех, что мы с Богданом действительно влюбленные. Я прижала к себе Медвежонка покрепче и двинулась в указанном направлении. Народ, который уже расположился там до меня, сразу же пал жертвой обаятельного щенка. Медвежонок быстро освоился и пошел по рукам, широко улыбаясь и вываливая розовый язык.
— Привет.
Я вздрогнула и резко обернулась. Позади меня за перилами стоял сводный брат. В белом свитере, аккуратно стриженый и гладко прилизанный, он будто забыл нацепить себе проволочный нимб и бумажные ангельские крылышки. Ну и лицемер…
— Привет, — выдавила я.
— Я рад, что ты приехала, — улыбнулся он вежливо. — Ждал тебя, прежде чем поздороваться со всеми. Как тебе тут?
— Хорошо, спасибо.
— Устроилась в номере?
— Да.
— Ну, отдыхай.
Вадим развернулся и тут же уперся в грудь Богдана, неслышно подошедшего сзади.
— О, Богдан Демьянович, — протянул он руку Медведю.
— Доброго дня, — кивнул тот, отвечая на рукопожатие. Когда брат убрался, он подсел ко мне и тихо поинтересовался: — Что говорил?
— Ничего особенного, — недовольно ответила я. — Что только меня ему не хватало для начала вечера.
— Нормально, — заключил Богдан и неожиданно принялся за мной ухаживать — подал тарелку с едой, помог удобнее ее устроить, тут же предложил чаю… а потом вдруг назвал «курочкой», и я совсем ошалела.
— Медведь, — шепнула я ему возмущенно, — перестань!
Но как-то неудачно при этом наклонилась к нему, и он вдруг обхватил меня за шею, притянул к себе и коротко поцеловал. Но не так, чтобы совсем коротко. Он успел сжать своими жесткими губами мою и даже как-то по-особенному прикусить так, что у меня ноги по ощущениям отнялись. Хорошо, что я сидела. А он и не думал тормозить!
— Алина, ты глаза хоть прикрой, — хрипло шепнул Богдан мне на ухо и совершенно парализовал быстрым колючим поцелуем в шею, прикусив кожу отчетливей.
Я тяжело сглотнула, пытаясь выпрямиться, но раз за разом падая на Богдана.
— Спокойно, — осадил он невозмутимо и вдруг вовсе перетянул меня к себе на колени. — Не ерзай.
— Что ты делаешь? — замерла я, уткнувшись носом в его шею.
— Ты же моя девушка, — прохрипел интимно, крепче прижимая меня к себе, и тут же сдавлено взвыл: — Господи, да не ерзай ты…