Иногда ей казалось, что время будто застыло в холоде, что окутывал Винтеррайс. В это было так легко поверить, слыша по вечерам, как гудит за ставнями и стеклом ветер. Казалось, каждый день похож на другой, но менялась она сама. Лисса отчитывала, волнуясь, дни, недели… месяцы. Внутри нее будто было два шара, что иногда будто лениво переворачивались независимо друг от друга…. Но, конечно же, ей это лишь казалось. Живот вырос не так, чтобы в нем могли быть близнецы. В ее чреве просто не могло поместиться больше одного ребенка.
Она была уже на восьмом месяце, и тревога все чаще охватывала ее. Фрерин вовсе запретил ей без лишней нужды выходить из теплых комнат и это почему-то ужасно обижало. Фрерин стал всегда волновался тепло ли ей, и не хотела ли она есть. Лисса хотела, но куда больше боялась поправиться и стать жирной. Кейтелин Старк всегда говорила, что жирными должны быть свиньи да гуси, но не люди. А сейчас Лисса явно набрала вес и ей было тяжело ходить. Ноги болели, поясницу тянуло, и она была такой неуклюжей. Такой неповоротливой в теплых платьях, что есть лишний раз было боязно. Фрерин обзывал ее дурочкой и уверял, что она по-прежнему худее любой гномки. В это хотелось верить.
В то время как она и Асти, за месяцы нашили для будущего малыша теплые рубашонки и конверты, Фрерин, готовился к появлению ребенка по-своему. Иногда сердясь и бурча что-то непонятное себе под нос, на языке своего народа, он готовил колыбель. Как-то так вышло, что хоть он и был вторым сыном принца, а «королевским» ремеслом кузнеца так и не овладел. Не привлекало его отчего-то железо. Диво ли быть кузнецом, как все в семье? Нет, в кузне он работал, даже учился, но после того проклятого похода с облегчением выбросил из головы кузнечество. Вспомнил детские забавы – как вытачивал из дерева игрушки да расписание мозаик на стенах. Вот это было ему любо.
И для еще нерожденного дитя он сам готовил колыбель – большую, из темного дерева, резную с узором, что удобно будет качать. Но из-за правой руки дело шло туго и непросто, поначалу работа вовсе не давалась – непослушные пальцы так и норовили не туда направить инструмент да выронить оный. Но упрямство и даже какая-то злость заставили мужчину не бросить начатое, и… в какой-то миг ловкость рук будто вернулось к нему. Легко и послушно на дереве проступал рисунок из гор, животных, небесных светил.
А Фили охотно ему «помогал». Подавал инструмент, проводил где надо кистью, сметая опилки.
А после вместе с Фрерином вместе прокрасили темным лаком готовую колыбель.
Общее занятие и долгие вечера работы над колыбелью сблизили мужчину и мальчика, лучше всего остального.
— Я не хочу возвращаться, – однажды признался мальчик и сник, опустив голову. – Я… там Кили… и мама… но я хочу быть с вами.
— Из-за Торина? – прямо спросил Фрерин, подгребая мальчишку себе под руку.
Тот рвано кивнул, не подымая глаз.
— Он главный, – пробормотал Фили. – Я его уважаю, и… но он очень строгий…
Последнее мальчик едва прошептал. Фрерину стало ясно, что не только строгий, но и пугающе строгий. Фили явно боялся Торина. Гномы не бьют детей… в большинстве случаев. Это порицалось. Но в бывшей королевской семье все было иначе… розги по рукам за плохо написанные руны кхуздула, по пояснице «за сутулость», за поступок «порочайший честь» ¬– били жестко. У Фрерина аж пальцы заныли, как вспомнилось детство. За «дурные деревяшки» (резьбу по дереву) ему поподало часто. А уж про кнут после своего «предательства» и думать сил не было. Он был истово уверен, что Трайн бы его забил либо до смерти, либо до потери рассудка.
Но к тому времени Фрерин уже не являлся ребенком.
— Он тебя бил? – вопрос сорвался с губ и мальчик рядом вздрогнул всем телом, уронив один из ножен для резьбы.
По загнанному синему взгляду мужчина враз все понял. И от злости перехватило горло.
Видно он так переменился в лице, что Фили испугался еще сильнее и попытался выскользнуть из под его руки прочь. Но мужчина силой удержал его, усадив к себе на колени.
— Фили, посмотри на меня, – жестко попросил он.
Мальчик через силу коротко взглянул на него и вновь опустил глаза. Но тут же, сам, без слов Фрерина, попытался смотреть прямо… кажется опустить глаза он боялся тоже.
Никогда не опускать глаз. За это били без предупреждения.
Самое ненавистное правило из детства!
— Фили, – терпеливо окликнул он племянника. – Я не собираюсь тебя ругать. Просто скажи – бил?
— Да, – шепнул Фили виновато. – Я был виноват, я знаю… но мне кошку было жалко!