— Сир? – тревожно спросила она. – Что вы?
— Я…
— Вас беспокоит рука? – с беспокойством «догадалась» Лисса и Фрерин с некоторым облегчением кивнул.
— Глупости, просто немного мышцы потянуло, – соврал он в тот же миг.
Девушка решительно села на постели, несколько уже не стесняясь своей наготы перед ним. И завидев след от собственного жаркого поцелуя на ее груди, мужчину обдало жаром. Но Лисса даже того не заметила, решительно настроенная разобраться с его рукой.
— Что значит глупости? – возмутилась она. – Рана – это не глупости! Мало ли что, за ней следить надо. Последнюю перевязку вам кто делал?
— Бэгггинс, – позабавленный ее серьезностью, отвечал Фрерин. – Он неплох в этом деле.
— Возможно и так, – кивнула Лисса. – И все же вы позволите мне взглянуть на вашу руку?
Он со вздохом согласился. Как и все мужчины – пусть они люди, либо же гномы, – он не любил особого внимания к собственным травмам и хворям. Рано или поздно зарастет-пройдет… только вот как, думать не хотелось.
Из кровати все же пришлось вставать и одеваться. Лисса скоро все приготовила и усадила его в деревянное кресло у разожженного камина в главной комнате. Бережно, ее ловкие пальчики стали снимать бинты с его правой руки. Когда остался нижний слой, она обильно смочила его настоем ромашки и только потом аккуратно оттянула отмоченный бинт от раны, не тревожа оную. Как же это не было похоже на действия прежних лекарей!
Лисса, хмуря рыжие бровки, придирчиво осмотрела швы, что стягивали рану. Что же, рука выглядела куда лучше с того дня, когда она впервые ее увидела. Швы, насколько она могла судить, более не расходились и новые никто не накладывал. Есть покраснение, но умеренное – из-под некрасивых рубцов не слышно даже тени зловонного запаха гноя или заразы. Она осторожно, невесомо касаясь кожи, проверила это, чуть надавив, проверяя заодно и чувствительность. Фрерин лишь чуть поморщился, но даже не от боли, а скорее ее предчувствия. Лисса извиняющее погладила пальчиками кожу на его руке, отчего Фрерин почувствовал себя крайне неловко.
Что за нежности… право слово!
— Вы идете на поправку, – с облегчением объявила ему девушка. – Если вы побережетесь, то через три седьмицы – а может и несколько раньше, – снимем швы и бинты. Можете сделать вот так?
Лисса изобразила странный знак, прихотливо изогнув пальцы, и Фрерин, недоумевая, попытался изобразить нечто похожее. Пальцы гнулись неохотно, а затем, когда наконец сложились в нечто похожее, жилы так свело, что он судорожно вздохнул, не сдержав болезненной гримасы.
Девушка сама себе кивнула многозначительно, и потянулась за мазью на столике рядом.
— Все будет идти хорошо, – проговорила она, наложив тонкий слой обеззараживающей целительной мази, и принимаясь бинтовать руку. – Я только прошу вас, не утруждать руку.
— Об этом можете не тревожиться, – проворчал Фрерин, не глядя на нее.
Утруждать? Да он только недавно решился держать ею ложку! Даже камушки, которые он по привычке с детства перебирал пальцами, теперь горохом то и дело падали на пол. А раньше он даже не замечал, как скользят оные, перекатываясь, как приклеенные, в его руке. В детстве наставники заметили, что у него довольно ловкие пальцы и стали «разрабатывать» их гибкость и ловкость. На левой и правой… в конце концов он так навострился, что когда ему вручили детский меч, он ловко пользовался и правой, и левой рукой.
Правда, более удобно всегда было работать правой…
С левой он слабее.
У его старшего племянника – золотоволосого Фили, – наставники тоже заприметили «легкость» и ему так же различными упражнениями развивали ловкость рук. Но в отличии от него, мальчик вовсе не видел разницы, какой рукой что делать – истинно двоерукий!
— Вот и все, я закончила, – бодро сказала Лисса. – Я могу позвать слугу и нам принесут еду сюда, или мы спустимся вниз, к общему столу?
Нет, Фрерин сейчас не хотел выходить из комнаты. Да и на плац нужно будет гораздо позже.
— Лучше поедим здесь, – решил он и Лисса, кивнула согласно.
Встав, девушка вышла, чтобы позвать слугу и отдать ему распоряжения. Вскоре она вернулась, и стала убирать на место мазь и остатки бинтов, вылила сама воду. В комнату вскоре вошли расторопные слуги Старков с двумя тяжелыми подносами и водрузили их на стол. К утренней их трапезе подали печеные яйца, паштет из печени оленя и грибов, золотистые поджаренные ломти с расплавленным соленоватым сыром поверх и красный, жаренный в меду, полукольцами лук. Слабое сладкое вино, чуть кислящее на языке…
И есть вот так, одним, за небольшим столом, напротив друг друга было восхитительно хорошо. И тишина, непрерываемая неуместными чужыми голосами, не давила и не возбуждала неловкости. И Фрерин вновь и вновь ловил себя на том, что ему приятно наблюдать, как ест Лисса. Как движутся ее руки, как острый язычок облизывает губы и как она пьет… как аккуратно вытирает о подданные с подносом полотняные серые салфетки каждый тоненький палец.
Ох, да что с ним?