Глава 16(ч.2)
Эред Луин, выстроенный в Синегорских Горах, был подобен прочим городам гномов.
Врата города были высечены в сплошной скале, возвышаясь в три людских роста над входящими. По бокам врат стояли грозные каменные стражи-статуи, наполовину будто войдя в саму гору. Высокие, каменные створки, причудливо изукрашенные резьбой и барельефами, повествующими о начале подгорного племени. Отворяемые скрытым хитрым механизмом, они раскрывались медленно и величественно перед путниками. За ним начинался длинный коридор-дорога, прорубленный в той же скале, неспешно, но затем все более круто, подымающийся вверх, кругом будто обходя гору. С одной стороны разверзается в каких-то шагах пропасть, с другой путник мог видеть те же каменные барельефы, тянущиеся от Врат и памятные таблицы-колонны, на которых были запечатлены имена героев и воинов, павших за свой народ.
Дорога подымалась все выше, и в очередной поворот становился виден сам город. Каменные дома, будто колдовством устроенные, лепились к скалам, нависая над тропой на казалось бы хрупких уступах. Каменные террасы и ступени вели от дома к дому, то идя вверх, то устремляясь вниз. А иногда были видны лишь окна с резными же наличниками и деревянными массивными ставнями, а само жилище скрывалось в самой скале. Были целые ярусы подобных жилищ, связанных меж собой узким коридором, еще глубже устроенный в горе за ними.
Город был полон жизни, не было места, где взгляд не увидел бы прихотливых резьбы и барельефов, статуй и небольших каменных фигурок воронов, с истертыми клювами в пожелании удачи и добрых вестей. То тут, то там виднелись мраморные или малахитовые чаши с рыбками, красующиеся яхонтовой чешуёй… из ртов которых струйками текла вода. Каждый мог напиться, набрать себе воды в подставленный кувшин или просто омыть руки.
А над городом, возвышаясь на вершине был выстроен замок с крутобокими башнями, узкими окнами-бойницами…
Город был красив и могуч, дыша древностью. Но мужчин и женщин, идущих по своим делам по многочисленным каменным лестницам и переходах, казалось было куда меньше, чем должно быть. И неуловимое чувство упадка чувствовалось в каждом вдохе города. В воздухе витало грустное запустение…
И все это было объяснимо. Сердце Торина заполнялось горечью, когда он смотрел на Эред Луин. Старый город, выстроенный одним из изгнанных принцев его народа века назад, был заброшен более трёхсот лет и вновь задышал, с трудом и тяжко, лишь когда остатки эреборского клана пришли сюда, в поисках нового дома.
Более холодного, более опасного, менее удобного, но годного, чтобы самим вцепиться в жизнь и медленно выстраивать новую жизнь. Годы опасности и страха, мало способствовали возрождению. Детей рождалось мало… и когда они еще встанут вровень со взрослыми мужами и женами!
Торин очень хорошо понимал, что его клан «пожалели». Унизительно пожалели, оскорбительно даже… не пошли войной, чтобы растоптать остатки былого могучего клана, а взяв виру негласно жизнью его отца. И это больно било в самое сердце, уязвляя и заставляя чувствовать себя почти беспомощным. Он знал, а не просто предполагал, кто убил его отца. И это был никто иной, как двоюродный любезнейший дядюшка самого Торина – Наин Грозный, правитель Железнохолмья.
Вот только весомых доказательств у Торина не было… а старый мерзавец загнулся от старой язвы на ноге спустя три года по смерти Трайна. Единственный, кто мог держать перед ним ответ, был Даин, сын Наина… да объявлять войну и кровную месть троюродному брату, который не был причастен к смерти Трайна и тишком способствовал тому, чтобы другие кланы пошли на мировую с остатками эреборцев – было неблагодарно и несправедливо.
Было ли то слабостью?
Торин не знал ответа.
С усилием прогнав тяжкие думы, он взглянул в ту сторону, где ехала на пони человеческая женщина с сыном. Придя в себя после смерти своего сына, женщина наотрез отказать отпускать от себя второго ребенка. Торин пошел на уступки, разрешив ехать верхом самой на одном из пони. Все иные из его отряда ехали на кхагалах, а два косматых пони трусили позади всех, привязанные веревкой к седлам впереди едущих воинов.
Этих пони Торин хотел подарить сыновьям сестры. Кхагалы были слишком сильны и своенравны для детской руки, а вышколенные человеческие лошадки были вполне пригодны для уроков. Третий пони будет отдан сыну женщины. На котором он сейчас и восседал впереди матери.
Мальчик с опаской смотрел на него, с каким-то странным испугом на Балина, и больше все молчал, будто замкнувшись после гибели брата.
Торину было искренне жаль второго мальчика. Пусть мальчики и не были редкостью среди гномов, но детей было немного… и терять их было расточительством непозволительным. Как вообще двое детей оказались без присмотра, на краю лагеря? Чудо, что мертвяк не убил обоих!
Впрочем, сейчас ему стоит оставить эти мысли. Они почти достигли замка и совсем скоро он увидит сестру. Велену и мальчика он предоставит ей. Нужно кое-что решить, проследить за делами, которые оставил и лишь затем он… впрочем, он пока не станет думать об этом.