Муж в долгу не остался и «оценил» мой наряд:
— По кому траур? Или вернее спросить, по «чему»?
Я не сразу поняла, что он имеет ввиду. Мне помог Драко, покрасневший до цвета спелого помидора и вжавшийся в стул так, словно то было его последнее убежище. Зардевшийся хорек? За одно это я простила Люциусу его скабрезный намек и уселась за стол.
Завтрак прошел вполне себе обычно. Обсудили погоду, без неё никак, свадебные подарки, статьи в газете о нашей свадьбе, хотя иных там вовсе не было, и уже в самом конце трапезы мне намекнули, что опаздывать на приемы пищи недостойно моего положения. Это была специфика рода, как любит говорить Драко. Малфои могли презирать, не принимать, не любить и что там еще, но вот начать махать ложками без меня? Да что вы, лучше умереть голодной смертью!
Когда все разошлись по делам, я вышла на аккуратно подстриженный газон с клумбами из желтых астр. Окинула взглядом величественный замок, прилегающий к нему сад, исполинский фамильный склеп и поняла каким-то шестым чувством — другого дома у меня никогда уже не будет и придется приложить много усилий, чтобы стать в нем хозяйкой, а не пленницей.
Пройдет около четырех лет и, в такой же солнечный сентябрьский день, я расскажу Люциусу об этом своем решении и совсем не удивлюсь, когда в ответ услышу, что и его тогда посетили схожие мысли — что не будет у него уже другой жены, и что его будущим детям нужны будут отец и мать, а не два противника под одной крышей, да и вражда между нами была бы слишком опасным сумасбродством. Взращивать предателя своими руками? Нет, он не настолько глуп, он хитер.
Поверили? Ха! Если про взращивание предателя у него вышло более менее правдоподобно, то остальное — чистая ложь. Но она меня растрогала, на тот момент муж мне если и врал, то из благих, насколько это возможно у Малфоев, побуждений. Да и год выдался страшно тяжелым, не до обид тогда было. Мне даже захотелось обнять его, что я и сделала, сжав его шею и чмокнув куда-то в район затылка. Редкая нежность в моем исполнении. Он оценил и запомнил. Я знаю.
Но все же в тот день мы действительно решили что-то важное. Например, попытаться не убить друг-друга и как-нибудь, но ужиться. Других вариантов все равно не предполагалось! Ну вот, теперь и я лгу. Один вариант еще подвернется, но… Сами понимаете, если есть "но", то ничего хорошего за ним не следует.
Само собой, решить легче, чем сделать. Эту аксиому мы еще не раз подтвердим собственным примером, но попробовать стоило.
* * *— Люциус! — я старалась шипеть громко. — Ну проснись, Люциус! — к сожалению, издаваемые мной тихие звуки не могли заглушить совсем не тихие раскаты, издаваемые лежащим рядом телом, и я решила гаркнуть мужу прямо в ухо:
— Встааавааай!
О, другое дело! Супруг подскочил на кровати фута на два, с ошалевшим видом принялся нащупывать на прикроватной тумбочке палочку, одновременно пытаясь принять грозную позу и запугать предполагаемого противника. Черные пижамные брюки выглядели на фоне голого торса стильно, а не устрашающе, но и не помешали продемонстрировать отменную реакцию.
Протерев глаза, он уставился на меня, как на привидение, имя которого хотел вспомнить, но не мог. Призраков в замке хватало, кстати.
— Нападение? Пожар? Тебе плохо? — вот это да, я стою на третьем месте после пожара и нападения! Почти полгода совместной жизни не прошли даром. Хотя не стоит иронизировать, то, что я в принципе смогла затесаться в этот список — большая удача.
— Да! Я уже пять месяцев себя плохо чувствую! По ночам!
Люциус неожиданно смутился и обиженно забормотал что-то о запоздалой жалобе. Я поняла, что ляпнула, но ответно смущаться не собиралась.
— Гм…я не о том. Ты храпишь и твоя рука! — с храпом я бы справилась, верни они палочку, но пока мне её не доверяли.
— Какая рука?
— Значит про храп тебе известно?! А рука любая! На какую сторону кровати я не лягу, ты все равно её на меня кладешь! Она фунтов шесть весит, если не больше!
Несмотря на позднюю ночь или, точнее, раннее утро, я не успокаивалась еще минут пять, эмоционально описывая и даже копируя его гортанные переливы, надоевшую мне смену спального места с левой стороны на правую и обратно. И вообще, он скидывает с себя одеяло, но не на пол, а на меня! Оно ведь пуховое и мне под ним жарко, поскольку камин топят круглосуточно! Я еще погрозила скидывать свою половину на него, и тогда он уж точно не будет так заливисто храпеть и помучается с моё!
В самой начале моей речи он ничего не понимал, потом уголки его рта стали подрагивать, где-то на середине истории, где я гнула свою линию о жарком покрывале, он уже вовсю улыбался, а в конце, где я им угрожала — захохотал. Этот смех я не забуду. Он заливался от всей души, держался за живот и чуть не рыдал, а когда попытался встать и подойти ко мне, то плашмя свалился на кровать, не переставая смеяться так громко, что дрожали оконные стекла. Иногда ему удавалось вклинить в свой дикий хохот всхлипы наподобие слов, которые, по-видимому, должны были пояснить мне причину такой его реакции.