Я прошла к мужу в кабинет, вошла без стука и поразилась увиденному. Комнату будто вверх дном перевернули! С десяток папок валялись на полу, две разбитых вазы, треснувшая малахитовая подставка для перьев, разбить которую нужно еще постараться, но сердце ёкнуло не потому. Он собрал те, мои бокалы, и аккуратно выставил на прежнее место — под узорчатое стекло серванта! Почему, отчего… Да какая разница?! Сам Люциус лежал на кожаной софе у окна, закрыв лицо руками и подогнув одну ногу. Такое сильное тело, такой несгибаемый характер и целое море разочарования. Пуговицы на его черной шелковой рубашке были застегнуты весьма хаотично, я подошла к нему, расстегнула и снова застегнула их, но уже в правильном порядке. Длинные белые волосы — гордость и отличительный признак малфоевской крови, спутались и выглядели до неприличия всклокоченными, я запустила в них руку и попыталась придать им хоть намек на привычный лоск и ухоженность. Моя рука была перехвачена.
— Не нужно, пока и так сойдет, — он замер, удерживая запястье и глядя прямо на меня побитым жизнью взглядом колючих серых глаз. Я без лишних слов забралась на софу, к нему под бок, и положила голову на грудь. Муж даже руки слегка развел, все еще не веря такому чуду и не желая меня спугнуть своим прикосновением. Чтобы вот так — днем, а не ночью в спальне?! Но все же опустил их, погладил меня по спине и даже повернулся так, чтобы я смогла разместиться поудобнее.
— Драко не виноват, ни в чем. Это я перед тобой виновата. Прости меня, пожалуйста!
— Сын сам был на волосок от гибели, еще и тебя подставил! Нужно было Беллу отправить… — он негромко шептал мне слова в самую макушку, и я сочла момент подходящим, чтобы спросить о том, что прежде, еще до похода к Уизли, меня интересовало не так сильно.
Тогда мне казалось, что у меня еще что-то есть, что там где-то люди, которые, если вдруг что уж очень страшное, как-то, но помогут. А оказалось, у меня только Малфои, не рожденные дети, Алексия, да Беллатрикс в качестве охраны, мной же по глупости и отвергнутой. Сейчас-то я понимаю, что для полного счастья, каким оно будет мне представляться последующие годы, и этих людей было достаточно, но тогда еще было страшно…
— Ты меня ненавидишь? — задавала бы его нормальная женщина, вместо «ненавидишь» было бы «любишь», но это не мой случай, увы.
Люциус закрыл глаза, в надежде не увидеть моей реакции на его слова.
— Я ненавижу твою кровь, еще больше, чем когда либо, но не тебя. Собственных жен ненавидеть — себе дороже! — он попытался разбавить свое заявление не свойственным ему юмором. — И жена ты… неплохая. Да и сопела бы ты у меня под боком, если бы я ненавидел, что за глупости? Прошло то время, успокойся уже… — из уст супруга это прозвучало как настоящее признание в любви.
А кровь… Я тоже её люто ненавидела, она убивала моих детей! Да ни одна мало-мальски чистокровная волшебница и не чихнула бы на протяжении всей беременности, носила бы кольцо и нарадоваться на него не могла! Но с каждым годом, таких как я, становилось все больше и больше. Не выдерживающих воздействия не то что рунных колец, надежно обеспечивающих магам выживание испокон веков, а даже магических ритуалов крови. Например, я не так давно слышала от Алексии, что магглорожденная из Уэссекса не смогла усыновить мальчика — не выдержала воздействия кровного обмена и впала в кому. Да и дети сейчас рождаются со слабыми проявлениями стихийной магии, и болеют чуть ли не с самых пеленок, хотя какие могут быть болезни у магов?! Неужели Риддл прав, неужели все не так как кажется и причины не в нем, а глубже, намного глубже…
Пока я размышляла, Люциус решил спросить меня о чем-то подобном, и я с разбегу наступила на собственные грабли.
— А ты? Я тебе хоть капельку нравлюсь? Только вот давай без патетики о супружестве, наслышан уже…
Спросить в ответ: «Дорогой, а тебе правду или соврать?» Опасно. Уж лучше что-то неопределенное, пусть думает, может и придет к нужному ему выводу.
— Не знаю… — интеллектуально я упала в собственных глазах. Но что было делать? Стерпится-слюбится, говорят в таких случаях. Стерпеться я стерпелась, но вот «слюбится»… Я навсегда оставила эту привилегию супругу, раз уж не убил, то что ему оставалось? Хотя, мне до сих пор кажется, что он ей так и не воспользовался. — Ты мой муж.