Степан мне потом рассказывал, что уже решил — Гороховой не дождется. А потом видит — она в форме проводницы вместе с напарницей выбирается из-под какого-то состава, волоча за собой клетчатые, набитые барахлом «челночные» сумки. Обе поддатые с какой-то торговой удачи.
Ну он и говорит:
— Ну и найти тебя, Ираида…
А та молчит, еще не доходит до нее, что это Степан Иваныч.
Тут из-за вагонов выходит в атаку Серафима, даже с букетиком цветов для беспутной беглой полуневестки.
— Вот это уж точно Горохова…
Напарница таращится:
— Кто это, Ир?
Ну а Гороховой только дай позлобничать:
— Родственнички… Как бы родные и близкие… Значит, от меня опять чего-то надо. У них как? Как нужна — меня как обезьяну в цирке кувыркаться выпускают. Отработала — банан в зубы и — пошла вон!
— Что ж так круто, Ирочка? Не чужие же, — лебезит Сима-Серафима.
— Отвалите! Все!
Горохова отпихивает ее с дороги, и они с напарницей уволакивают свои сумки дальше, по рельсам.
Степан Иваныч чешет репу:
— Вот рога выставила. Что дальше, Сим?
А та ему:
— Только ты не лезь. Я с нею по-нашему… По-женски…
Я до сих пор не знаю, как Серафима уломала Ирку.
Но зато прекрасно знаю, как та прогибала Зюньку. Думаю, что в оперативно-стратегической разработке приняла участие и Серафима. Как рулить мужиками, она знала и умела — будь здоров, Ирка ей и в подметки не годится.
Капкан на Зиновия Семеныча Щеколдина был насторожен безошибочно. К тому же к операции был спешно подключен и наш Серега Лыков, главполицай и щеколдинский хвостик. К нему тоже был тогда намордник Максимычем присобачен — будь здоров…
В общем, картинка в ночь с десятого на одиннадцатое такая. Лыков со своим милицейским «жигулем» торчит у подъезда кирпичной двухэтажки, где была квартира «мутер», еще судейская, доставшаяся Зюньке. Сирень после дождей разрослась так, что и палисадов не видно, и сдуру пошла цвести по новой. Лыков в летней тужурке нараспашку, с майорскими погонами, припрятал себя на скамейке под сиренями и дует пиво.
Зиновий возвращается домой около двух ночи, заруливает на своем «судзуки», в рыбацкой брезентухе, с куканом, на котором нанизано до черта лещей и подлещиков. Лыков вылезает из сиреней. Зевая, осведомляется:
— Далеко мотался, Зиновий?
— Аж на Кобылью Гриву. Там и в жару клюет.
— На что брало, Зюнь?
— По всякому, Лыков. А ты что тут делаешь?
— Подходы к дому досматривал. Подъезд твой. С сегодняшнего дня ты, Зиновий, у нас строго охраняемый объект. Всему горотделу указание дано… Во избежание террористических актов. Или просто — чтоб морду не набили…
— Да я и сам любому в морду дам. Ты что несешь-то, Серега?
— Кандидат же… Номер один…
— Чего?! — балдеет Зюнька.
— Да ты что? И впрямь не в курсе? Сегодня по городскому радио объявили. Группа ветеранов тебя на выборы двинула. Степан Иваныч речугу толкнул…
— Ну совсем охренели, придурки! Ладно. Я же им сказал — отвалите. Я им эту фигуру поломаю. Так что можешь быть свободным, Лыков.
— Уже не могу. Ломать — это твое дело, а я человек подневольный… мое дело — хранить тебя, как приказано. В неприкосновенности. Я против приказа не попру. Пивка хошь?
Зюнька яростно хлебает пиво и отшвыривает бутылку:
— Вы ж даже мутер не охраняли, когда она судьей была. И мы тут с нею жили…
— Сравнил. Тогда любой мог на четвереньках из любой забегаловки через весь город без ущерба для здоровья проползти.
— Слушай, майор Лыков… А ведь новые погоны твои мы так и не обмыли. Пойдем, что ли? У меня там в холодильничке есть… Жареху сварганю…
— Не положено, Зюнь. На мне ж теперь весь горотдел. Сейчас ребята подъедут… Для инструктажа… А у нас с тобой пир!
— Ну как хочешь. Бывай, майор.
— И ты — будь.
На площадке Зиновий не находит под ковриком ключ от дверей и обнаруживает, что дверь не заперта.
Ухмыляясь, он входит в темную переднюю и шепотом спрашивает:
— Эй, ты где тут?
Кто-то, игриво хихикнув, из-за спины закрывает ему глаза ладонями.
Зиновий нащупывает руки и гадает:
— Ленка? Нет, Томка! Точно, Томка. Опять ключ под ковриком нашла?
— Ну и сволочь же ты! Какая я еще тебе Томка?!
От мощной плюхи парень отшатывается, а получив коленом между ног, просто скручивается на коврике под дверью.
Щелкает выключатель, и перед Зиновием предстает именно она — этакая тигрица в халатике цвета лососины, который вовсе не прикрывает ажурное секс-белье в бантиках и резиночках, той самой расцветочки мозолей на заднице любой павианихи во время течки, которая убойно действует на любого же обезьяна.