Выбрать главу

— А… примерить можно?

— Пройдите… в кустики, Эльвира Семеновна.

Я послала за арестованной мамочкой Кыськой девчоночку Зинку, но покуда ее нету. Мне охота подарить ей кое-что из фирменного барахлишка.

А Зинка топчется под окнами и вопит, добавляя свисту в два пальца:

— Кристина! Кыська-а-а! Кыся-а-а!

Из окна на четвертом этаже вывешивает голову Кыся:

— Ты чего вопишь? Не знаешь, что ли? У меня тут Бастилия, только что без кандалов. На замке я.

— Ой, Кысь, че делается!? Там платье та-а-акое! Вот тут вот все черное-черное. А вот тут вот — красненькое-красненькое! А со спины декольте аж до — «стыдно сказать»! И — разрез! Во — разрез! От бедра! И ниже… И такие рюшечки… рюшечки… И бахрома-а-а… бахрома-а-а-а…

— Ты про что?

— Ну, там Лизавета, а мы все ей помогаем.

— Где — там? А, ладно…

— Эй, ты чего это? Не смей мне!

Зинка, зажав рот, чтобы не кричать, наблюдает за тем, как Кыся, опасно идя вдоль окон, по выступу, добирается до водосточной трубы, седлает ее и спускается вниз. Спрыгивает и садится на попку.

— Цела?

— Слушай, ну ты дебильная… какое же сзади декольте? Декольте всегда спереди! Вот тут…

Через пять минут она уже визжит, обнимая меня.

Аукцион разгорается.

Потому как в ход уже пошли заначкины деньжата, притащенные из домов.

Скоро я вижу, как на площадь вползает Степан Иваныч в своем задрипанном плащике и, оглядевшись, направляется к Сереге Лыкову. Мент стоит у картонного Зюньки и ест груши из свой фуражки.

— Грушечку хошь, Иваныч?

— Ты мне зубы не заговаривай, Лыков! — вздыхает вечный и. о. — Я тебя как официальное лицо спрашиваю: кто ей позволил в запрещенном месте какую-то торговлю открывать?

— Чего ж тут запрещенного, когда тут сдобой с лотков, прессой да эскимо всюду торгуют? И какая ж это торговля, когда эта дурочка все почти что за копейки отдает. Если вникнуть — просто добровольная акция при поддержке местного мирного населения.

— Перегрелся, майор? Какая еще акция?

— Зарабатывание средств в пользу одного из кандидатов… на фоне культурного гуляния отдыхающих. Вон Адамыч пилит, слышишь? И как это у него все получается? И на скрипочке, и на бубне. Ну прямо Бетховен.

— А ну-ка разгони мне всю эту шоблу.

— Так ведь обидятся. У нас таких мероприятий сроду не было! От-кутюр! Кутюр — это кто?

— Ты мне дурочку не валяй, Серега! Что это с тобой?

— Так ведь слух идет, Степан Иваныч. А у нас как? Сегодня на слуху, а завтра в приказе. Вроде бы губернатор новое положение пробил.

— Не слыхал.

— Так ведь недавно испекли. С нового года у нас в области начальников горотделов население выбирать будет. Как бы ихних шерифов. На четыре года. Ну, прокатят меня на вороных те же бабы, что там над тряпками трясутся. И куда я со своим свистком?

— А дед на что?

— А что дед? Он же не фараон, чтобы вечно свою личную пирамиду с собаками сторожить. Сейчас радиация на солнце знаешь какая? Тюк… И в темечко. И исключительно в мужиков преклонного возраста… Так что он правильно у Лешки Лохматова в отдельной палате витаминами омолаживается. Только надолго ли? Какой витамин против глобального потепления климата?

Степан Иваныч, сплюнув, направляется к моему грузовику.

Ну и хрен с ним…

Я опять ору:

— Лот сорок девять! Последний писк мировой моды! Полный комплект под маркой «Звезда Гонолулу»! Безразмерный купальник, пляжное пончо и шляпа! С очками типа «хамелеон»! Прошу!

Адамыч играет марш, на грузовике из-за вешалок выходит Кыська в темных очках, прохаживается манекенно, демонстрируя обалденный обливной купальник, громадную пляжную шляпу и накидушку.

Гоги вздымается как проснувшийся Казбек:

— Бэру!!

Степан Иваныч хрипло орет:

— Кристина-а-а! Твою мать! Домой!!

Кыся растерянно смотрит на меня.

— Работаем, Кыська, работаем. Поорет да заткнется.

— Господи! Сейчас же мамочка обрушится.

— Не обрушится. Она в больнице.

Сумрачный Максимыч в роскошной пижаме, сидя в кресле у больничной кровати, ужинает с подноса. Естественно, весьма небольничным ужином. Нажимая на Гогин шашлычок. Серафима, стоя у окна, ест виноград, отщипывая из кисточки по ягоде.

— Как там с нашим табачком, Сим?

— Шлепают.

— Поляки были?

— Им рано. Немцы были. Сам Гейнц прикатил. «Кэмела» с верблюдиком взяли мало. А «Мальборо» пошло хорошо. Две мерседесовские фуры с прицепами загрузили. Таможню и границу Захар им обеспечивает.