Именно в эти решающие дни я вдруг поняла, что совершенно не знаю этого нового для меня города.
Слишком долго меня мотало на стороне.
То есть я видела и не столько знала, сколько всей кожей чувствовала, что в городе существует какая-то другая, тайная жизнь, куда ход мне захлопнут. Еще со времен мэрши Щеколдиной.
Как и никак не могла понять, с чего это в заштатное провинциальное поселение вброшен такой могучий и очень дорогой спец, как Юлий Леонидыч Петровский, почему на Зиновия тратятся такие крупные деньги (а они тратились!), ну а главное, с каких пирожков они так старательно перекрывают мне кислород и держат меня под мощным контролем.
Чем я для них так страшна?
Даже рейсовый автобус, на котором я скурсировала в резиденцию к Туманскому, сопровождали на дистанции пара мотоциклистов и чья-то «Волга» с областными номерами.
Нюх у меня на такие штучки отработался со времен покушений на Сим-Сима — будь здоров…
Но мне в самом страшном сне и присниться не могло, какое мощное, хотя и компактно-автоматизированное производство скрыто на территории Серафиминого комплекса, как давно и продуманно его организовали, как вбрасывают на наш и внешний рынок (вплоть до Британии!) миллионы левых сигарет, поддерживают конспирацию (ни один из коренных сомовцев и близко не был допущен к этой работе) и как продуманно и умело поддерживается патриотический имидж агро- и мясокомплекса «Серафима».
России — российское!
Европейцам — тож!
Оказывается, все эти постоянные зарубежные автопоезда и фуры официально перли в Европу всего лишь наши огурцы и капусту, грибочки тож, соленья, варенья и поросячьи копченые окорока, приготовленные по рецептам еще князя Игоря и Вещего Олега.
Ну, в крайнем разе по секретам бабушки Ивана Сусанина.
Это потом, когда конец щеколдинских был близок и я в очередной раз висела на волоске между удушением и смертью от отравления пищепродуктами в очередной камере, мне было открыто, что начиная с девяносто третьего года из своих прибылей наши (и не только сомовские) табачные короли уже запросто могли застроить набережную Сомова мраморными Тадж-Махалами, усадить всех пенсионеров в «мерсы», воздвигнуть концертный зал с органом для Артура Адамыча и даже отправить на бесплатную учебу во всякие Кембриджи и Оксфорды половину пацанов и пацанок из наших слободок и даже окрестностей…
Я по корпорации «Т» знаю: большие деньги любят тишину, громадные деньги — мертвую.
Да никто из наших нормальных горожан толком и не представлял, какую мощь, всесилие и бесстыдство несут в себе банковские счета с девятью или двенадцатью нулями. Деньги для наших — это то, что в сумке или кармане. На что можно купить хлеб, колбаски, полбанки и приличные колготы…
Все остальное — цифры.
Тогда же мне было открыто, что в тихом мозговом центре в Москве, который пас Захара Кочета, всерьез обсуждалась возможность покупки некоей Л. Туманской (она же Басаргина), определялась сумма, то есть чего я стою в денежно-банковском эквиваленте, и даже решалось, а не двинуть ли меня опосля покупки всеми силами в градоначальницы, отшвырнув всю эту клоунаду с Зюнькой. Однако сей проект был отвергнут.
По причине моей полной непредсказуемости, несерьезности и идиотского отношения к собственному светлому будущему.
Однако подозреваю, что главное было не в этом.
Эти типы до последних дней были уверены, что за мной маячит могучая корпорация «Т» и меня, в роли крякающей про демократию и социальную справедливость уточки, в Сомове подсадил именно он, мой несравненный, обожаемый и беспощадный…
Сим-Сим, словом…
И в свой ухоженный и щедрый, густо произрастающий валютной зеленью огород этого козла они допускать не собирались…
Ни про что это в ту ночь, когда я уселась на Карловну на дедовом диване, я и не подозревала.
Но поворот начался именно с нее.
Именно она, со своей арифметической безупречностью, железной логикой и стальной дисциплиной, взяла в руки, не задумываясь, нашу трепливую и, в общем, безалаберную шарашку и в пару дней соорудила настоящий штаб…
Ну не без меня, конечно…
Лохматов выкинул штуку — заказал в Москве и установил на площади перед мэрией мое фигуристое цветное фотокартонное изображение в полный рост. Меня поставили прямо перед носом Зиновия.
Я поржала, но сама себе понравилась.
Что-то там было как от Минина, так и от Пожарского.
Ну и от манекенки с рекламы нижнего дамского белья тоже. Правда, белье было скрыто под маленьким черным платьем. Но ножек своих я не скрывала.