Командир нагнал меня, шел со мной вровень.
— В сторону отошел, — приказал он, положив правую ладонь на рукоять меча.
Ведущий решил, что связываться себе дороже. Отпрянул на пару шагов, но хлыст по-прежнему держал занесенным.
— Палки бросили, отступили, — велел муж двум помощникам.
Те переглядывались с хозяином, приказ выполнять не спешили. Командир приобнажил меч, но явная угроза их не напугала. Ведущий начал объяснять что-то про номер, про цирк, про постановку.
— Вранье! — коротко бросила я и зачерпнула силу потоков.
Мир живых утратил часть красок, гнев связывал меня с потоками крепче, чем обычно. Из-за этого я ярче ощущала боль мальчика, негодование мужа, нарастающий страх глядящих на меня циркачей. Волосы начали шевелиться — прихвостни хозяина цирка бросили палки и отскочили от ребенка, вернувшего себе человеческий облик.
Надежда оборотня смешивалась с благоговейным ужасом — мальчик неотрывно смотрел на меня и боялся сияющих неестественной зеленью глаз. Его чувства хлестали по мне, ускоряли и без того сошедшее с ума сердце. На заднем плане смешивались переживания толпы и ранили силой и разнородностью.
Круг очертить было нечем. Соль, которую я всегда носила с собой, не подходила, кристаллы и веревку я, разумеется, в город не взяла. В ход пошли опилки, солома, песок — все, что валялось на арене. Заклинание притянуло их ко мне, сформировало из мусора большой круг, возвело сверкающую, отливающую перламутром стену.
Но это только зримая для живущих граница, которая не станет никому из них преградой! Моя магия не для того. Перед живущими я беззащитна. Хорошо, что они этого не знают!
К сияющей кольцевой стене циркачи боялись приближаться. Я встретилась взглядом с мужем, наполовину обнажившим меч:
— Вы можете войти и выйти в любое время.
— Хорошо, — он кивнул, вышагнул из круга, уверенный в том, что мы с мальчиком в безопасности.
Фонсо, не выпуская из поля зрения циркачей, поискал среди зрителей тех знакомых, с которыми обменивался приветствиями до начала представления. Обращение по имени, коротко сформулированное указание — приказы хевдинга исполнялись немедленно. Никому из названных и в голову не пришло, что можно отказаться или, чего я очень боялась в Хомлене, оправдать действия циркачей. Все же это был каганатский ребенок.
Именно на это и сделал ставку владелец цирка, когда двое мужчин по приказу мужа побежали звать стражу. Начал что-то рассказывать о справедливости, о том, что Итсен натерпелся, а колдуны Каганата должны поплатиться за грехи своих сородичей.
Фонсо повернулся к нему, не повышая голос, велел замолчать. И тогда ведущий совершил самую большую ошибку за день — он попробовал ударить командира хлыстом. Фонсо увернулся и с явным удовольствием дал владельцу цирка в челюсть. Да так, что крупный мужик отлетел, упал и завалил ширму. В этот момент подоспели те из зрителей, кого позвал супруг. Пособники владельца затеяли с ними драку, но силы были неравны. Циркачей скрутили, а через каких-то десять минут прибежали стражники.
Красивую, но бесполезную стену я разрушила почти сразу после драки. Она выполнила свою задачу — оградила ребенка и меня от окружающего мира, а работу с потоками нужно было прекратить как можно скорей, чтобы волосы успокоились, и глаза перестали сиять. Хомленцы и без этого получили впечатляющее представление, которое, чувствую, мне еще долго будут вспоминать.
К вящей досаде моей и, что очень порадовало, мужа тоже, какая-то женщина крикнула не вынимать оборотню кляп. Мало ли как заклясть может. Я не посчитала нужным реагировать на глупости и жалела, что не взяла с собой кинжал, он бы пригодился — тряпка-кляп, завязанная в узел на затылке смирно сидящего мальчика, никак не желала поддаваться. Спешно вспоминая чужой язык, я тихо успокаивала ребенка на каганатском.
Зато муж решил усовестить горожанку.
— Какой из него великий злобный колдун? — укорил командир. — Эти звери пытались представлять ребенка опасным монстром. А на деле от наших детей он ничем не отличается.
— Он в волка превратился! — взвизгнула та.
Тут я не выдержала:
— Ну и что? — прозвучало резко и жестко. — Наш маг-огневик может тремя словами испепелить заживо десять человек. Так кто опасней?
Проклятый узел, наконец, поддался, и я сняла с ребенка кляп. Мальчик повернулся ко мне, без остановки шептал «спасибо вам», а по грязным щекам потекли слезы.
— Не бойся, — теперь сдерживать чувства стало еще сложней. — Все будет хорошо. Посиди тихонько, я ошейник сниму.