— Что с ним стало? — затылка коснулся холод, сердце ускорилось, и чутье подсказывало, что этот шаман важен.
— Умер, — пожал плечами священник и уточнил: — Своей смертью. Старый был уже.
— У него были ученики?
— Он отца моего учил одно время, у того дар был.
— Почему только «одно время»? — удивилась я. Конечно, случалось, что наставник и ученик в какой-то момент переставали ладить, но такую роскошь нельзя себе позволить в провинции, где других учителей не найти.
— Война ж была, мой отец служил. И в одном бою ему каганатская колдунья дар запечатала.
— Как это? — поразилась я.
— Ну так, что магия в отце осталась, а чаровать он больше не мог. Совсем не мог.
— Никогда не слышала о таком.
Священник усмехнулся, развел руками:
— За что купил, за то и продаю, ничего не нацениваю.
С улыбкой заверив, что не сомневаюсь, спросила:
— И шаман не смог распечатать дар?
— Не, не смог. Сказал, что отец теперь только на годи и годен. Тот в священники идти не собирался и стал кузнецом.
— Тоже магическое дело, — хмыкнула я и, заметив удивленный взгляд собеседника, пояснила: — Огонь, металл, воздух и вода под одной крышей и послушные одному человеку. В кузницы, как и в храмы, потустороннее не заходит. Только в храмы оно стремится из-за ладана, которым кормится, но войти не может, потому что охранные руны не пускают. А к кузницам близко подходить боится. Думаю, ваш отец не зря стал не плотником, не скорняком, а именно кузнецом. Как ученик шамана он наверняка общался с потусторонним и знал о такой особенности.
— Не удивлюсь, если знал, — кивнул годи.
— А где жил этот шаман? В городе? — предположение я озвучила заведомо неверное, по опыту зная, что так ответят полней.
— В городе ему было душно, слишком много камня, — отрицательно покачал головой священник. — В лесу он жил. Не так и далеко отсюда. Если с огородов выйти, на юг пойти, то там за лесом уже недалеко. Там рощица у озера.
— Вы там бывали? — стараясь изображать бесстрастность, спросила я. Мерзкое осознание того, что Тэйка вышла именно из той рощицы, щекотало чувства, холодило затылок.
— Один раз только, — он улыбнулся так, будто воспоминание вызывало неловкость. — Мальчишкой.
— На спор? — догадалась я.
Сердце оглушительно колотилось, я пыталась дышать ровно и мечтала о том, чтобы годи просто и без дополнительных подталкиваний рассказал уже, зачем полез в ту проклятую рощу! Он кивнул:
— Поверье есть, что в самую короткую ночь ровно в полночь вода в озере наполняется особой силой. И тому, кто выпьет той воды, счастливая жизнь уготована.
— В чем подвох? Почему нет толп паломников в Хомлен?
Он хмыкнул:
— Потому что озеро охраняют лесные духи, а в эту ночь они особенно сильны. И если они того, кто за водой пришел, ранят или хоть коснутся, умрет он в тот же год. Дорогая плата за возможность счастливо пожить. Тут проще самому постараться, усилия приложить, жить праведно, чтобы жизнь своими руками счастливой сделать.
— Но вы все же ходили к озеру, — не удержалась я от подтрунивания.
— Мне пятнадцать тогда было, как говорится, борода уже пришла, а мудрость только-только в дорогу собирается, — он пожал плечами и заговорил серьезно, будто знал, что я точно поверю. — Нас трое таких умников было. До озера-то мы дошли, но воды никто не выпил. Там очень странные дела начались. Мы ж хорохорились, друг друга задирали, подзадоривали, а там и в самом деле духи живут.
— Люди или животные? Как они выглядели? — прозвучало напряженно, требовательно.
— Животные. Призраки животных и птиц, — сухо ответил годи. — Очень плотные. Через них деревья почти не просвечивали.
Ничего себе новости! Призраки животных обычно слабые, на единичку по шкале Тайита, не больше. А, по словам отца Беольда, эти лесные духи оценивались не меньше, чем на семь.
— Сколько их было?
— Пятнадцать.
Он мог их не перечислять, я знала, это будут те же хранители, что и на моих шариках.
— Почему вы так уверены в числе?
— Потому что моих друзей они убили, а вокруг меня стояли кольцом и из рощи выпроваживали, — глядя мне в глаза, тихо ответил священник.
— Почему они вас не тронули?
— Отец мне оберег подарил, — с этими словам годи достал из-под воротника толстую цепочку, на которой висел круглый серебряный амулет с чеканным изображением северного узла — треугольника, свитого из бесконечной ленты.
Оберег, сделанный шаманом-недоучкой очень напоминал амулет, который носила Нинон. Только ее был изящней и сильней. В тот момент, глядя на серьезного священника, держащего в руке кулон с древним языческим символом, я поняла, что нужно по-новому зачаровать амулет, который принадлежал моему отцу, и подарить его мужу. И чем скорей я это сделаю, тем лучше.