Но это неважно! Совершенно неважно! Она страдает от голода и поэтому не собирается отказываться от предложенного.
– Прошу прощения, – с трудом произнесла Кейт, подавляя всхлип. – Вам вряд ли понравится мое общество.
И вдруг ее словно прорвало: Кейт упала в эти жесткие и сдержанные объятия и зарыдала.
О черт!
Слезы полились ручьем. Боже, на людях! Ее милое личико сморщилось. Она все клонилась и клонилась вперед, пока не уперлась лбом ему в грудь.
Сбоку от них затанцевал на месте его мерин. Торну стало так же неспокойно, как и животному. Если бы ему пришлось выбирать: либо наблюдать, как плачет мисс Кейт Тейлор, либо отдать свою печень на съедение птицам, питающимся падалью, он бы вытащил кинжал и заострил его еще до того, как первая слеза покатилась по ее щеке. Тихим «тпру» он попытался успокоить своего коня, и тот остановился, однако на девушку это не оказало никакого эффекта. Ее тонкие плечи конвульсивно содрогались, когда она орошала слезами его китель.
Он отпустил наконец ее руки и в растерянности погладил по спине.
Безрезультатно.
«Что случилось? – хотелось ему спросить. – Кто вас обидел? Кого изуродовать или убить за то, что заставил вас так страдать?»
– Извините, – немного успокоившись, пару минут спустя, сказала она и отстранилась.
– За что?
– За то, что залила вас слезами, прилипла к вам… Я понимаю, насколько, должно быть, это неприятно. – Она выудила носовой платок из рукава и вытерла глаза. Веки и нос у нее покраснели. – Я не имела в виду вообще женщин: всем известно о ваших похождениях, – только…
Побледнев, девушка резко замолчала.
Оно и к лучшему.
Взяв в одну руку конский повод, другую Торн положил ей на талию и подтолкнул вперед. Как только они оказались на обочине, он привязал мерина к коновязи и поискал глазами место, куда бы усадить Кейт, но поблизости не оказалось ни скамьи, ни какого-нибудь ящика.
Почему-то это встревожило его.
Торн посмотрел в сторону таверны на другой стороне улицы: в такое заведение он в жизни не позволил бы ей зайти, – поэтому решил просто принести оттуда стул, скинув первого подвернувшегося пьяницу. Женщина не должна рыдать, стоя посреди улицы, – как-то не очень хорошо это смотрелось.
– Простите, не могли бы вы одолжить мне несколько шиллингов? – нарушил ход его мыслей голос Кейт. – Я сниму на ночь комнату на постоялом дворе и больше вас не побеспокою.
– Мисс Тейлор, я не могу допустить, чтобы вы одна ночевали по соседству с кучерами. Это небезопасно.
– У меня нет выбора: до утра вернуться домой я не смогу.
Торн оглядел своего мерина.
– Если вы ездите верхом, я найму вам лошадь.
Она покачала головой.
– Боюсь, нет: этому меня не учили.
Вот дьявол! Как же быть? Денег, чтобы нанять карету, ему не хватит. Можно было бы, конечно, устроить ее на постоялом дворе, но провалиться ему на месте, если он оставит девушку одну. И тут в голову ему пришла весьма опасная, но такая заманчивая мысль: можно ведь переночевать вместе с ней.
Нет-нет, ничего такого, сказал себе Торн. Только в качестве телохранителя. Для начала он найдет ей место, где можно разместиться. Потом убедится, что у нее есть еда, питье и теплая постель, проследит, чтобы никто ее не побеспокоил. А когда она проснется, он будет рядом.
После всех этих месяцев бесплодного одиночества, может, этого будет достаточно.
Достаточно?… Достаточно!
– О боже! – опять прервал его размышления ее голос.
– Что такое?
Кейт опустила глаза и, взволнованно сглотнув, указала на него пальцем.
– У вас там что-то шевелится.
– Не может быть. – Торн быстро осмотрел себя, но не заметил ничего необычного. В другое время, даже при меньшем количестве слез, столь близкое соседство с женщиной, без сомнения, вызвало бы в нем некое шевеление, но сегодня он испытывал более возвышенные чувства: эта девушка будто вязала узлы из его внутренностей и толкалась в черные обуглившиеся головешки, оставшиеся от сердца.
– Ваш ранец, – уточнила Кейт, кивнув на кожаную сумку, висевшую на ремнях у него на груди. – Он… извивается.
Ах это! За всеми перипетиями он совсем о нем забыл.
Торн сунул руку под кожаный клапан и извлек наружу то, что так ее обеспокоило.
И вдруг сразу все изменилось: лицо мисс Тейлор преобразилось, слезы высохли, изысканные тонкие брови изумленно выгнулись, глаза вспыхнули жизнью, засияв, без преувеличения, как две звезды, а губы приоткрылись в восхищении.
– О, так это же щенок! Какая прелесть!
Она засмеялась. Господи, какой у нее смех! И все из-за этого шерстяного комочка с мокрым носом, который с готовностью обмочил бы ей туфли, а то и вовсе изжевал.