Лорд Монфор подошел к ней, улыбнувшись мимоходом Артуру. У Норы подпрыгнуло сердце, и она стиснула зубы. Она стояла, сжав руки, и даже не потрудилась присесть в реверансе. Он не заслуживал ее уважения, и она устала склонять голову лишь для того, чтобы ее потом стукнули головой о стену.
Лорд Монфор послал Артура на кухню за сладостями и заговорил только после того, как тот вышел из комнаты.
— Теперь, когда Артур поправился, я договорился, чтобы вы переехали в замок Монфор. Отправитесь утром, а я вернусь в Лондон и продолжу свое расследование.
— Замок Монфор! Но это так далеко.
— Действительно далеко, и это соответствует моим планам. Вдали от Лондона ты не сможешь плести свои интриги, а если я узнаю что-то, что будет говорить не в твою пользу, что ж, там есть старинная башня.
Она напряглась, чувствуя, что ноги у нее подкашиваются.
— Вы запрете меня в этой башне? Надолго?
— Не знаю. Но не пугайся так. Я еще ничего не решил, и возможно, до этого дело не дойдет. Если, конечно, не выяснится, что ты отъявленная обманщица, но тогда тебя будет ждать кое-что похуже каменной башни.
— Но я ничего не сделала.
Наклонив голову, лорд Монфор вытянул руку, намереваясь прикоснуться к ее щеке. Нора отшатнулась, на расстоянии почувствовав кожей тепло его пальцев. Его рука повисла в воздухе, и он нахмурился.
— Я не сделаю тебе больно. Я не смог, даже когда мне очень хотелось ударить тебя, а теперь… я предлагаю мир.
Он снова вытянул руку, но она отпрыгнула к окну. Схватив подушку и прижав ее к груди, она покачала головой. Ее муж нахмурился еще больше. Он направился к ней, и с каждым его шагом сердце Норы колотилось все сильнее. В горле у нее совсем пересохло, когда он приблизился к ней почти вплотную. Широкий рукав его камзола задел ее руку, державшую подушку, и Нора опять отступила назад, задев каблуком за скамеечку у окна.
Потеряв равновесие, она покачнулась, и Монфор поддержал ее, взяв за руку повыше локтя. Она села на скамеечку с криком:
— Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне.
Лорд Монфор высоко поднял обе руки, словно показывая, что не причинит ей зла.
— Я же сказал, что не сделаю тебе больно.
— Нет.
— У тебя новый приступ меланхолии? Я принесу вина.
Зарывшись лицом в подушку, которую она держала перед собой как щит, Нора повторила:
— Нет.
Уперев руки в бока, он уставился на нее.
— Объяснись.
Нора взглянула на него поверх подушки и заставила себя открыть рот. Если она будет молчать, он будет и дальше приставать и прикасаться к ней, пока она не сойдет с ума.
— Ваши прикосновения причиняют мне боль. — И, скрипнув зубами, продолжала, видя его недоумение: — Мне больно, когда вы прикасаетесь ко мне.
— Проклятие. Я же никогда не поднимал тебя руку.
Он снова потянулся к ней. Съежившись, Нора выпалила правду:
— Я не могу. Когда вы прикасаетесь ко я вспоминаю… ту ночь. Нашу брачную ночь. Любовь, а затем боль. Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне.
— Боже правый. — Монфор отступил на шаг и снова поднял руки, так чтобы она их видела. — Успокойся, а то с тобой случится припадок. Смотри. Я обещаю, что не прикоснусь к тебе, пока ты сама этого не позволишь.
Лицо Норы было полностью закрыто подушкой, но когда он отошел, она подняла голову и взглянула на него одним глазом. Он смотрел на нее с тревогой. Наверное, подумал, что она снова начнет безостановочно плакать, догадалась она. Но она покончила с бесполезными слезами. Пусть она немного дрожала и трусила, но все же дала ему отпор. Совсем недавно это было выше ее сил.
Она увидела, что он опустил руки, и уловила перемену в его настроении. Тревога его улеглась. Он прикрыл глаза, потом совсем закрыл их. Он не двигался, лишь наклонил голову.
— Прости меня, Господи, — проговорил он. — Я сам не знаю, чего хочу.
Норе эти слова показались бессмыслицей. Ей было ясно, что он хотел сделать ее более несчастной, чем самый последний преступник, сидящий в тюрьме.
— Вы хотите ненавидеть меня, — сказала она. — Это у вас получается лучше всего, милорд. Вы смолоду выучились ненавидеть и оттачивали свое умение годами.
Она сама не верила, что говорит ему такие вещи. Он убьет ее за это.
— Я… — Он отвернулся, скрестив руки на груди. Видя теперь его лицо в профиль, она заметила, как ходят желваки у него на скулах. — Я не хочу ненавидеть тебя, — сказал он. — Но у меня нет выбора. Хотя в другом у меня тоже нет выбора.
— Что?
— Я передумал. Ты останешься здесь.
— Милорд, я не понимаю.
Повернувшись к ней лицом, он шагнул вперед и резко остановился, будто вспомнив, что она не выносит его близости.