— Если ты лягнешь меня, я брошу тебя в реку.
Опустив ногу, она уставилась на него. К ее удивлению, он вздохнул с облегчением и улыбнулся ей. Она не ответила на улыбку.
— Откуда мне знать, что вы не лжете? — повторила она.
Улыбка исчезла. На мгновение он закрыл глаза, а когда открыл их, Нора уловила в них выражение, которого до сих пор ни разу не замечала у своего мужа, — выражение страха.
— Я не хотел такого начала, — сказал он, — но ты не оставила мне выбора. Я… Падерборн дурак, знаешь ли.
— Кто?
— Откуда я мог знать?
— Что знать?
— Ты мне ничего не сказала, а он был во Франции.
— Кто был во Франции?
Нора толкнула Кристиана, который, судя по всему, чувствовал себя прескверно.
— Мне следовало выслушать тебя.
— Милорд, вы говорите загадками, и я все еще не верю, что вы не желаете мне зла.
— Но это так и есть, — он изучающе посмотрел на нее, потом опустил глаза. — Я разговаривал с Вильямом Сесилом.
Прошла, наверное, целая минута, прежде чем до Норы дошло, что он имеет в виду.
— О! — Она сделала глубокий вдох. — Вы можете отпустить меня.
Он ослабил свою хватку и, отступив на шаг назад, упал перед ней на колени. Она изумленно вздохнула, когда он поднес ее руку к губам, потом повернул ее и поцеловал в ладонь. Тут Нора вырвала руки и спрятала их за спину.
— Я был не прав, — сказал он, прикоснувшись к подолу ее юбки. — Я вел себя жестоко. Как настоящее чудовище. Прав Артур, называя меня так. Я прошу прощения.
Нора посмотрела сверху вниз на Кристиана де Риверса, стоящего перед ней на коленях и умоляющего опрощении. Когда-то она мечтала об этом.
— Это не имеет значения, — ответила она.
Он наклонился к ней.
— Конечно же, это имеет значение, — горячо прошептал он. — Я никогда не смогу искупить то, что сделал. Это имеет значение.
— Нет, — сказала она тоном, каким говорят со слабоумными. — Это имело бы значение, будь мне не все равно. Но мне все равно. Все равно, верите вы мне или нет, любите или нет, вижу я вас или нет. Мне абсолютно все равно. Поэтому, как вы понимаете, для меня не имеет никакого значения то, что вы осознали свои ошибки и хотите примирения.
Он поднялся, рука конвульсивно сжала рукоятку кинжала.
— Пожалуйста, Нора. Ты должна дать мне возможность исправить то, что я натворил.
Нора молча смотрела на протянутую к ней руку. Это была сильная чистая рука с гладкой, теплой, загорелой кожей; когда-то она готова была отдать все на свете за то, чтобы эта рука протянулась к ней в таком умоляющем жесте. Теперь это ее не волновало.
— Я изменилась, — проговорила она.
— Да, я начинаю понимать. — Он опустил руку и с задумчивым видом наклонил голову. — Может, нам следует начать все с начала, переписать заново книгу бытия.
Она покачала головой:
— У меня было время подумать. Я хочу вернуться в свой дом в деревне и жить там с Артуром и моими старыми слугами.
— Нет.
— Я не хочу быть вашей женой.
Она направилась к Фале, но он в два прыжка догнал ее и преградил путь.
— Никакая сила на земле не разрушит нашего брака.
— Я не дура. Не все жены и мужья живут вместе. Вы можете жить, как хотите, я буду поступать так же.
Говоря это, Нора заметила, как изменилось выражение его лица. Оно посуровело, и он холодным взглядом окинул ее с головы до ног.
— Кто занял мое место?
— Что вы имеете в виду? — Она попятилась.
— Ты нашла утешение в объятиях другого мужчины?
Тон был спокойным, но грудь его бурно вздымалась, словно ему не хватало воздуха. Нора продолжала пятиться, а он наступал на нее.
— По-моему, у вас с головой не все в порядке, — сказала она, пытаясь обойти его.
— Никто другой никогда не будет прикасаться к тебе.
— Мне никто другой и не нужен.
— Ага!
Он бросился к ней. Она отпрыгнула, но натолкнулась на дерево. Кристиан, раскинув руки, прижал ее к стволу.
— Значит, надежда все-таки есть, раз тебе не нужен никто, кроме меня.
Она со всей силы наступила ему на ногу. Он закряхтел, и она удовлетворенно улыбнулась.
— Я этого не говорила. Я сказала, мне никто не нужен.
— Другой. Ты сказала, никто другой тебе не нужен.
— Софистика. — Она толкнула его в грудь. — Отойдите от меня.
Он потерся лицом о ее щеку и прошептал:
— Слишком поздно. Ты в ловушке, цыпленок, зажата между мною и деревом. Знаешь, одного этого прикосновения было достаточно, чтобы у меня кое-что стало твердым, как этот ствол. Неужели ты ничего не чувствуешь?
Он снова прибегает к этому, подумала Нора. Пытается соблазнить ее своим телом. Делает эти похотливые движения, которые когда-то доводили ее чуть ли не до безумия. Она судорожно вздохнула, когда он прижался к ее бедрам. Чувства, которые, как ей казалось, невозможно воскресить, снова ожили, а вместе с ними вернулись и воспоминания о первой брачной ночи.