— Он слишком хорошо меня знает. Раньше или позже он заподозрит неладное. — Он остановился, постукивая пальцами по рукоятке кинжала. — Ему стало лучше, он уже не такой бледный.
Нора настороженно наблюдала за мужем, но он, казалось, забыл о ней. Выскользнув из-за кресла, она крадучись направилась к двери.
— Вернись.
Она ускорила шаг.
— Я сказал: вернись. Если мне придется догонять тебя, я сделаю это с хлыстом.
Она остановилась как вкопанная, сжав трясущиеся руки, затем повернулась и сделала шаг по направлению к Монфору. Он смотрел на нее с тем особым выражением отвращения, которое, казалось, было припасено у него специально для нее, и ей потребовалось собрать все свое жалкое мужество, чтобы подойти и встать перед ним. К ее огромному облегчению, он не дотронулся до нее.
— Мы уезжаем, — сказал он. — Начинай собираться сейчас же, но не зови служанку.
— Но…
— Послушание, — перебил он. — Ты будешь слушаться, или же мне запихнуть тебя в ящик и вывезти из Лондона в повозке?
— Н… н… но…
— Отвечай мне. Ты будешь слушаться?
— Да. — Увидев его приподнятую бровь, она быстро поправилась: — Да, милорд.
Он отошел от нее.
— А как же быть с Артуром? — сказала она ему в спину. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы я не осталась совсем одна.
— Щенок останется здесь и будет прислуживать моему отцу.
— О, пожалуйста…
— Или я вышвырну его на улицу.
— Нет. — Она умоляюще вытянула руку.
— Значит, мы понимаем друг друга. Ты не будешь мне противоречить, и я позволю мальчишке остаться в доме отца.
Он ждал ответа. Нора поборола желание убежать и спрятаться и, обхватив себя за талию обеими руками, проговорила:
— Да, милорд, мы прекрасно понимаем друг друга.
Кристиан шел по пыльной тропинке, таща за собой огромный мешок и стараясь не думать о двух прошедших днях. Он полагал, у него хватит ненависти делать то, чем он не занимался уже годами. Но оказалось, что это не так.
Тяжелый мешок волочился за ним, задевая по ногам, мешая идти. А для его души такой же тяжестью был его гнев на Нору, который не отпускал его ни на минуту, грозя свести с ума. Подобно мешку бродячего торговца, его жена таила в себе множество фальшивых, но оттого не менее желанных сокровищ. Он был обречен на муку, страстно желая обладать этими сокровищами даже тогда, когда рассудок повелевал выбросить их в первый попавшийся ночной горшок.
Прикосновения к ней ввергали его в ад. Он позволил себе плениться ее кроткой натурой, он вознесся в рай, обладая ее телом, забыв даже о ее двуличии. В физической близости с нею он нежданно-негаданно нашел утешение, бухту, в которой можно укрыться от невзгод, радоваться, шутить, наслаждаться. Боже милостивый, ему еще предстоит изгнать из ума и сердца представления и ощущения, связанные с Норой Бекет, — аромат роз и жимолости, розовые губы, бело-розовая кожа. Исцелением от этого наваждения была лишь память о том, что его отец едва избежал смерти. Мысли о случившемся с отцом преследовали его, язвя и терзая. Они разъедали душу даже в те моменты, когда его плоть, его чресла охватывал огонь при одном лишь воспоминании о теле Норы.
Кристиан остановился. Мешок ударил его по ногам, и он в сердцах лягнул его.
О Господи! Он прижал кулаки ко лбу. Эти противоречивые желания грызли ему сердце, жалили, как змеи. Кулаки разжались, руки соскользнули со лба, прикрыв рот. Невидящими глазами он вглядывался в лесную тропинку.
Я ненавижу и люблю… и смертельно томлюсь.
Очертания деревьев вдруг стали расплываться у него перед глазами, и Кристиан закрыл глаза. Он подставил лицо ветру, вслушиваясь в потрескивание веток. Эти звуки напомнили ему о годах, которые он провел, скрываясь в лесу, ведя борьбу за выживание, за освобождение от рабства. Когда он снова открыл глаза, они уже были сухими.
Тропинка петляла по лесу, и после очередного поворота он снова остановился. Отсюда ему были видны ворота в стене. Они вели на задний двор дома, в котором на положении гостьи-узницы находилась Елизавета.
Закинув мешок за спину, он поправил капюшон своего латаного-перелатаного плаща и направился к стоявшим у ворот стражникам. Один из них зевал, другой отгонял от себя мух. При его появлении оба насторожились.
Кристиан ухмыльнулся. Деревенская жизнь была деревенской жизнью, в какой бы части Англии ты ни находился. Монотонность этой жизни, когда один день похож на другой как две капли воды, нарушали лишь нечастые праздники да ярмарки; остальное время жители пребывали в своего рода умственной спячке. Естественно поэтому, что приход бродячего торговца с городскими товарами, новыми балладами и последними сплетнями вызывал ажиотаж даже в домах знатных господ. Кристиан поднял руку в знак приветствия и нараспев затянул обычную для бродячего торговца присказку: