Через несколько дней после потасовки в зале монастыря к королю Эдуарду прибыли лазутчики с севера. Они сообщили, что шотландцы переправились через реку Тайн и продолжают продвигаться к югу, разоряя по пути все города и селения.
— Что ж, пришло время встретиться с Робертом Брюсом, не так ли? — воскликнул Эдуард.
— Вы правы, милорд, — с поклоном согласился сэр Джон.
— Вы со мной? — полувопросительно произнес король, и тот снова наклонил голову.
Эдуард заметил, что на губах Мортимера, находившегося тут же, появилась легкая улыбка, которую можно было вполне принять за насмешливую.
Оставив в Йорке королеву-мать с младшими детьми и с Мортимером, Эдуард выступил в поход с английским войском и с фламандцами под командованием сэра Джона.
Ехидная улыбка Мортимера еще долго стояла перед глазами Эдуарда, и когда он впоследствии вспоминал о ней, то не мог отделаться от ощущения, что тот предчувствовал или даже знал почти наверняка, чем окончится эта шотландская кампания.
Роберт Брюс был очень болен: безжалостная проказа быстро съедала его тело. Он знал, что смерть не за горами, поэтому желал скорого и, по возможности, продолжительного мира с Англией — ведь его сын Давид был еще совсем ребенком, и король боялся за наследника, когда тот останется один, без отца.
Болезнь его была, пожалуй, следствием небрежения к самому себе, к условиям жизни, большую часть которой он провел в походах, на биваках, в гнилых болотах, под дождем и ветром вместе со своими воинами.
Подданные любили и почитали короля и беспрекословно подчинялись ему во всем. Так же, как он, они желали сейчас одного — изгнать англичан из Шотландии и завоевать независимость.
Роберт Брюс тяжело переживал, что уже не в состоянии присоединиться к армии из-за болезни. Он страстно хотел находиться в военном лагере и руководить всем, но опасался, что его изуродованная проказой внешность может подорвать боевой дух солдат, которые, не дай Бог, увидят в этом какие-нибудь недобрые предзнаменования. Тогда уж его не спасет слава победителя при Баннокберне. Впрочем, он не обманывал себя и знал, что блистательной победой обязан во многом тому, что великого английского воина Эдуарда уже сменил его немощный сын.
Больше всего король доверял Томасу Рандольфу и Джеймсу Дугласу. Рандольф, граф Мори, был сыном его сестры Изабель. Он великолепно проявил себя в битве при Баннокберне четырнадцать лет назад, где английская армия была разбита наголову, и с тех пор сопутствовал своему дяде во всех делах и походах. Джеймс Дуглас отличился в той же битве и был удостоен рыцарского звания. Он славился безудержной смелостью и свирепостью, и английские матери пугали им непослушных детей, говоря, что придет Черный Дуглас и заберет их. Черным прозвали его за смуглую кожу, а может, и за жестокость.
Получив известие от разведчиков о том, что англичане приближаются к границам Шотландии, Роберт Брюс вызвал к себе своих надежных советников и сразу же заявил им:
— Друзья, чего я хочу избежать, если только будет возможно, так это прямого столкновения.
— Но мы разобьем их так же, как при Баннокберне! — горячо заверил его Черный Дуглас.
— Может, ты прав, Джеймс, — сказал король, — а может, и нет. В любом случае прольется много крови шотландских воинов, а я бы желал этого избежать. У нас есть одно немаловажное преимущество, которым не мешало бы воспользоваться.
— Вы говорите о любви к отчизне, милорд?
— Нет, я говорю сейчас о том, что англичане обременены тяжелым оружием и разными припасами. Мы же научились выступать в походы налегке.
— О да, — вмешался граф Мори. — Мешочек овсянки и котелок, в котором ее сварить. Но что бы мы делали без скота, который приходится уводить у несчастных людей?
— Это так, — согласился Брюс, — и мой план действий вот каков: мы не должны встречаться лицом к лицу с англичанами. Хотя бы до тех пор, пока не приведем их на то место, которое выберем сами и где сразимся с ними, если этого не удастся избежать.
— Значит, будем отступать? — вскричал Дуглас.
— Мне не нравится это слово, — ответил король. — Не отступать, а завлекать, затягивать армию противника все дальше и дальше, опустошая по пути английские города и селения, чтобы вражеские воины не могли пополнять припасы. Отягощенные тяжелым оружием, полуголодные, они будут все больше слабеть и станут думать не столько о боях, сколько о перемирии, а уж наше дело поставить им такие условия, по которым Шотландия будет навсегда освобождена от английского господства. Вот первая часть моего плана, лорды.