Джоанна пожала плечами — перечисление ее талантов было делом долгим и бессмысленным. Капитан понял этот жест по-своему:
— Конечно, ничего! Что же с вами делать? — повторил он. — Для юнги — переросток, для матроса — недомерок… Хотя, вот что! Будете у меня кают-юнгой. Работа несложная: сбегать, унести, принести, накрыть на стол…
— Быть тебе, Артур Суорд, мальчиком на побегушках! — насмешливо прокомментировала Ксави.
Джоанна, бурля от возмущения, открыла было рот, но тут за дверью раздался шум, и в капитанскую каюту ввалился немец Петер.
— А табак! А кожи! — орал он по-русски своему элегантному спутнику, бредущему за ним со старательно-виноватым выражением лица. — Ведь труха всё! Кто закупки делал?! Воры!!! Я тебе, Алексашка, это не спущу! Рожу разрисую — себя не узнаешь!
— Ну-ну, мин херц, утихомирься, Бога ради, — бормотал пижон. — И табак, и кожи не лучшие, зато дешевы. А где нам деньги взять? Ведь воюем. И так лорд Кармартен выручил — денег дал на уплату заказов. А табак его везем. Что дал, то и взяли.
— Ладно-ладно, — внезапно остыл Петер. — Вот погоди, вернемся в Москву… — и по-немецки обратился к сэру Дарли: — Ну, капитан, вас устраивают мои гости?
* * *— Ну, парсунщики[52]-малёвщики! Художники от слова «худо»! — возмущалась Ксави. — Это ж надо так потомков надуть?! Собственного царя не узнали! А ты чего хихикаешь? — вызверилась она на Джоанну, утирающую слезы хохота. — У тебя где глаза были?!
— Не заводись, Мари. Глаза у меня на месте, да и у тебя тоже. А художники… Ну что — рост, усы, глаза. Да я тебе могу двадцать твоих портретов сделать, и ты ни на одном себя не узнаешь.
— Эт-то точно! — хитро прищурилась Ксави. — Да-а, тут поневоле признаешь достоинства фотографии…
— Ну, что ж, — Джоанна хлопнула ладонью по колену, — подведем итоги. Насколько нам известно, эскадра идет в Россию. Это неплохо. Во-первых, не будет особой сложности с языком, к тому же наш явно не современный выговор примут за вполне иностранный акцент. Во-вторых, разведка в этих местах — весьма лакомый кусочек…
— «Есть развернуться где на воле…», — вставила Ксави.
— Вот-вот. А начинать подобное мероприятие с личного знакомства и почти дружбы с самим Петром Великим — вообще неслыханная удача! Думаю, Центр только похвалит.
— Они уже давно на эту работёнку облизываются…
— А мы уже участок застолбили. Надо срочно выходить на связь, а то и впрямь, пришлют сюда какого-нибудь чечако[53], он только всю музыку испортит. Эта задача нам на ближайшие дни. Дальше. Во всей этой истории есть один маленький, но весьма существенный нюанс: отношение к женщинам в России все-таки азиатское. Поэтому — одно из двух: или придется быть пай-девочками, что в данной ситуации очень проблематично; или вспомнить молодость, заткнуть рты нашим мужчинам и продолжать выдавать себя за Ксавье и Артура.
— Что тоже сложновато! — вздохнула Мари.
Джоанна пожала плечами.
— «Выбирай-ка ты, дружок, один какой-нибудь кружок!». Что ж делать? Раз уж влипли…
— А ты что предлагаешь, кэп?
— Я? Честно говоря, при всей моей нежной любви к Питеру, я предпочла бы второй вариант. Он интереснее. А главное, предоставляет больше степеней свободы.
— Эх, натуралисты-авантюристы! — сверкнула зелеными глазами Ксави. — И где только наша не пропадала? Только в Руси Петровской и не пропадала!
— И там не пропадет! — воскликнула Джоанна, шлепая ладонью о ладонь подруги.
* * *Маленький лазарет у самой капитанской каюты стал жильем Джоанны и Ксави. Чуткий Блад не только пожертвовал рабочим местом ради «прекрасных дам», но даже получил на это разрешение капитана Дарли, объяснив ему, что пребывание в кубрике этих «юных паршивцев» может плохо кончиться. Сэр Джеймс пристально посмотрел в нахальные глаза Ксави и был вынужден согласиться с доктором. Отныне «мистер Барт» присутствовал в лазарете лишь с «высочайшего соизволения», которое, впрочем, было почти постоянным, ибо Мари «жила на работе», а Джоанна двадцать пять часов в сутки носилась по кораблю, выполняя многочисленные распоряжения капитана.
Но однажды Джоанна вошла в лазарет и вежливо попросила «посторонних покинуть помещение». Блад, ни слова не говоря, вышел. Выполз, придерживая распухшую щеку, и матрос Джим. Намылившуюся было вслед за ними Ксави Джоанна остановила:
— «А вас, Штирлиц, я попрошу задержаться!».
Ксави с интересом посмотрела на подругу.
— Что, папа Мюллер? Ты решила сообщить мне великую Тайну Бермудского треугольника?
— Кажется, с Бермудским треугольником мы разобрались полгода назад. Пора заняться делом. Выходим на связь с Центром, — с этими словами Джоанна ослабила свой браслет и нажала миниатюрную выпуклость на внутренней стороне обсидианового диска. Раздался короткий хрустальный звон, и золотистый камень замерцал.
* * *