— Книга сия зело удивительна, и азбука в ней неведома. По воле Божией ниспослана Егорьевской обители на уразумение и знаний приумножение. Негоже господень знак отдавать первому встречному.
Казначей кинул из-под тяжелых век выжидающий взгляд на гостей и удовлетворенно отметил, что фраза достигла цели — длинный отрок подскочил и стал что-то быстро нашептывать на ухо своему товарищу. Тот кивнул и, сторожко глядя на невозмутимого казначея, произнес:
— Из ваших слов я заключаю: вы не верите, что книга принадлежит нам? Что ж, может быть, вы позволите хотя бы ознакомиться с ней? В ваших книжных подвалах.
Казначей сожалеюще развел руками и вздохнул:
— Не в моей воле. Сии диковины на поглядение мирянам токмо с позволения отца Михаила — архимандрита, даются. А отец Михаил, — он еще раз лицемерно вздохнул, — в отлучке. Воротится, коли на то воля Божья, чрез две седьмицы.
Отец Амвросий смиренно опустил голову, успев заметить, как белобрысый отрок сверкнул глазами и яростно шепнул:
— Во, даёт! Врет и не краснеет!
Казначей притушил ресницами острый взгляд и сделал вид, что не услышал.
Темноволосый гость сжал зубы. Сделав усилие над собой, он продолжал тем же учтивым тоном:
— Если мы сможем привести человека, который подтвердит, что книга принадлежит нам, согласится ли обитель вернуть ее?
Казначей секунду молчал. Он предвидел и боялся этого. Конечно, при желании можно проследить путь книги. А ежели в мошне завалялась пара-другая ефимков, то и свидетели найдутся. Черт бы побрал этих резвых юнцов! Отец Амвросий даже не обратил внимания на святотатство — он лихорадочно искал выход. Лицо же его в это время лишь еще больше обтянулось, под совсем опустившимися веками залегла хмурая тень. В келье сгустилась тяжелая тишина. Гости ждали. Казначей поднял голову. От непроницаемых глаз в тени надбровных дуг веяло опасностью глубокого омута. Равнодушно прозвучал ответ:
— На всё воля Божья. Ищите и обрящете.
* * *Отец Амвросий прошелся по келье. Его раздраженные шаги прервал неясный шорох. Дверь несмело приоткрылась.
— Отче… — прошелестел бесплотный голос.
Казначей порывисто обернулся:
— Брат Перфилий?! Тебя-то и ожидаю.
— Внимаю, отче, — у дверей смиренно склонился темный силуэт.
— Во славу Божию труды предстоят, брат Перфилий. Господь знак дал — власти Антихристовой конец грядет. Готов ли орудием Божьим послужить?
С пергаментного лица монаха сверкнули сухим желтым блеском внимательные глаза. Под рясой неожиданной мощью шевельнулись согбенные плечи.
— Ведома тебе, отец Амвросий, моя преданность, — глаза чернеца устремились на казначея. — Что делать-то?
— Двух отроков иноземных видал?
— Черного да белого? Что у брата Елизария в подвале сидели?
— Они. Отроки сии — слуги Антихристовы. Зело вреда много причинить могут обители.
— Молоды больно, — разрешил себе усомниться Перфилий.
— Молоды?! Али не ведомо тебе, что Антихрист власть забрал десяти годов от роду? — угрожающе нависла над монахом высокая фигура казначея. — Молоды! Кабы молодость помехой была!.. — отец Амвросий не сразу успокоился. — Юнцы сии желают знак Божий — книгу вещую забрать. Допустить того нельзя.
— Так, может, их… — тихий голос монаха сладострастно задрожал, хищные пальцы медленно сжались в кулак.
— Не торопись, брат Перфилий, — казначей укоризненно качнул головой. — Время терпит. А вот проследить неплохо. Хотят они мужичка того найти, что подтвердит, будто книга сия им надлежит. Так вот не надо бы этого. Разумеешь? — бархатный голос отца Амвросия приобрел какой-то малиновый оттенок.
— Разумею, отче, — желтые глаза монаха скрылись за голыми, как у птицы, веками.
— Да только не оплошай, как допрежь с братом Онуфрием. Отец Михаил до самого Купалы все допытывался, что за хвороба чудна́я инока сгубила.
— Не хотел он идти за мной, отче! — виновато зашелестел в ответ голос Перфилия. — В том вины моей нет.