— Конечно о тебе, — улыбаюсь я.
— И что думала? — мурлычет Кир, нацеловывая мою шею.
— Кир, может сперва поужинаем, а потом, я тебе всё расскажу, — я немного отстраняюсь.
Всё же мы стоим на виду, а внизу бегают дети.
— Блядь, я так соскучился, — рычит он, утаскивая меня в комнату, — и если мне не изменяет память, сегодня нашему сыну два месяца, а значит и ты вполне здорова! А ты предлагаешь мне подождать!
— Кир, — пытаюсь высвободиться из его лап, которые уже бесцеремонно задрали подол моего сарафана, оглаживаю бёдра, — всё не так просто, и я могу быть ещё не готова. И, по-моему, я старалась утолять твою жажду.
Он резко развернул меня лицом, и, прищурившись, посмотрел.
— Да твой рот вне всяких похвал, — хмыкает он. — Только не пойму, чего ты ломаешься. Трахаться разучилась за это время? Так я напомню.
Я окончательно выворачиваюсь из его рук.
— Ты дурак! — бросаю обиженно, и выскакиваю из комнаты, на ходу поправляя сарафан.
Ужинаем в молчании.
В напряженном таком, что хоть ножом режь. Андрей, поначалу пытавшийся болтать, сникает, поддавшись общему настроению. Я пытаюсь не смотреть в холодные изучающие глаза. Потому что не хватает мне духу объяснить мужу, что я не готова к близости с ним. А он прёт напролом.
Ледокол!
И его можно понять, конечно. Тем более что Кир очень темпераментный. Он мне все уши прожужжал, как он это со мной сделает, насколько это будет долго, и как откровенно. И вот сегодня ровно два месяца с моей выписки. И я…
Ну как ему донести, что стесняюсь я теперь себя. Он такой высокий стройный, со стальными мускулами. Держит себя в форме. Сейчас ещё и загорелый. Мечта!
И я.
С огромными сиськами, наполненными молоком, с животиком, и широкими бёдрами. Я столько раз смотрела на себя в зеркало, и до черноты перед глазами боялась раздеться перед ним. Натягивала длинные сорочки, и ворчала, когда он начинал меня щупать. Ему раньше нравилась моя фигура. Соотношение тонкой талии и пышных бёдер. Да грудь сейчас большая, но что с ней будет потом. Андрея я не кормила грудью, не было молока, зато с Ромкой его столько, что приходиться сцеживаться. А Кир смотрит на меня, и он не отступит. Это он мне так, передышку дал.
Наверху закричал Ромка.
— Сиди, — роняет Кир, на встрепенувшуюся меня. Я так хотела слинять, и такой повод подвернулся.
Кир встаёт из-за стола, и уходит наверх. Я смотрю на свою рыбу в тарелке, которую просто расковыряла вилкой, и даже не съела ни кусочка.
— Мам, вы поругались? — спрашивает Андрей, видя, какими взглядами мы обмениваемся с Киром.
— Нет, всё нормально, — вздыхаю я, — просто слегка повздорили.
— Мам, а можно на день рождения, я позову Женьку с Владом? — тут же переключается Андрей.
Ой, блин у сына же на этой неделе день рождение. Ну, мамаша!
— Конечно, сынок, так я и думала, — рассеянно улыбаюсь я.
Возвращается Кир, с Ромкой на руках. Малыш развалился на руке папаши, свесив ручки и ножки, только голова полностью в ладони Кира. Лежит, слюни пускает. Довольный, даже не требует его срочно накормить.
— Давай я подержу, а ты доешь, — предлагаю Киру.
— Сама давай ешь, — смотрит на мою тарелку Кир, укладывает Ромку на своё плечо, моськой назад, и, придерживая за шею, начинает, есть.
Андрей продолжает тему про день рождения, и мы немного отвлекаемся, напряжение слегка отступает. Но стоит нам оказаться наедине в темноте нашей спальне, когда все дети спят, я снова каменею, только представив, что мне предстоит раздеться перед ним. Я так не стеснялась, когда он, меня насильно раздел и разложил. А сейчас как представлю разочарование в его глазах, умереть охота. Тогда он был мне никто, а сейчас целый мир.
— Подойди, — Кир сидит на кровати, широко расставив ноги. По пояс голый, в пижамных штанах. И его кожа светиться в лунном свете, все рельефы мышц, и темные рисунки на виду.
— Кир… — я стою напротив. Только вышла из ванной, час плескалась, думала, уснёт. Комкаю в руках поясок от халата, и стою как вкопанная, смотрю в сторону.
— Я сказал, иди сюда, — рычит он и подается вперед, ловко цепляет мой подол и рывком притягивает к себе. — Юль, что происходит? — заглядывает снизу верх, в глаза.
Я собираюсь с духом, только никак не могу найти в себе сил, промолвить хоть слово. Кажусь себе дурой.
— Блядь, да что случилось? — ревёт Кир, совсем не заботясь, что может разбудить Ромку, и я бросаю озабочено взгляд на кроватку, стоящую у стены
— Кир, мы можем отложить всё это, — начинаю я, понимаю, что его надо угомонить пока он не разошёлся совсем.