Что я могу ей посоветовать? Я замужняя женщина, прожившая в браке семь лет, и думавшая что Юрик, это предел моих мечтаний, и больше мне ничего не светит. Я которая, считала себя среднестатистическим брёвнышком. Теперь, когда повстречала Кира, понимаю, что никогда уже не буду прежней, после всего что у нас было. Потом, совсем не скоро, когда он освободит меня, за ненадобностью, найдёт новую жертву. Даже потом я не буду прежней. И поэтому я ничего не советую Иришке, пусть сама решает, просто поясняю, что Паша это не Кир, и бояться ей нечего.
Пару раз пытаюсь разузнать, почему Кир сам не приезжает, но Паша упорно твердит, что значит так надо, и он ему не докладывает. Потом выспрашиваю что-нибудь побольше о Кире, но и тут натыкаюсь на глухую стену. Паша хмыкает, мол, спроси сама, если так интересно, а я в ответ, что спрашивать то не у кого, я видимо в опале у его величества, потому как, нет его, и всё тут. Паша ржёт, и говорит совсем уж непонятные вещи, о том, что в коем-то веки Ямалу свезло. Но опять, же не поясняет, и темы эти мы закрываем, и больше не касаемся.
От Юры по-прежнему нет вестей. И у меня порой закрадываются, смутные подозрения, что может с ним что-нибудь случилось. Но все, же он в розыске, и если бы это было так, мне бы давно сообщили. Так и остаётся всё в подвешенном состоянии. Мы с сыном живём под прицелом и покровительством бандитов, пока тот, кто обязан защищать свою семью, смылся, и в ус не дует.
Андрейка разболелся ещё с вечера. Пришёл с тренировки, и вместо того чтобы накинуться на еду, завалился на кровать. На улице лил дождь, холодный, колючий, может даже и со снегом, и, увидев, что моё чадо учинило непотребство, завалившись на кровать в мокрой куртке, я разворчалась. Но когда подошла ближе и тронула лоб, и заглянула в блестящие глаза, подавилась словами, сразу начала кудахтать над ним, раздевать, обтирать. В рекордные сроки сын был уложен под одеяло, подмышку был втолкнут градусник, рядом стоял горячий чай с малиной. Но самое гадство, что меня сегодня Ленка, попросила подменить её в ночную. Она уехала за город, и вызвонить её, и вернуть всё обратно было невозможно. Пара девчонок, к которым я обратилась, послали завуалировано, на ходу придумывая причины. И я, скрипя сердцем, собиралась на работу, ежеминутно трогая горячий лоб сына.
— Мам, да не переживай, всё будет хорошо. Я просто отосплюсь! — хрипел детский голосок.
Какой он смелый и отважный и глупый, мой ребёнок.
— Андрей, не забывай мерить температуру, и если будет выше тридцати девяти, звони мне незамедлительно! Умоляю, мальчик мой, не надо храбрости, это очень серьёзно, дай мне своё мужское слово! — я пыталась впихнуть ноги в колготки, прыгая рядом с кроватью ребёнка.
— Даю слово, — кивает Андрей.
Я, скрипя сердцем, и всеми органами и конечностями покидаю дом, где остаётся мой больной ребёнок, и в очередной раз, проклиная Юру. Если бы не он, мне не приходилась бы впахивать, если бы не он, мне не пришлось бы оставлять больного ребёнка одного, если бы не он…
Всю смену работаю на нервах, напряжена, рассеянна, огрызаюсь каждому кто лишнее слово скажет. Андрей звонит пару раз, говорит, что температура не выше тридцати девяти, чувствует моё сердце, врёт, и я уже близка к тому, чтобы всё бросит и бежать домой. Останавливает лишь то, что я подставлю Ленку.
И так час за часом, медленно, но верно, на пределе, находясь мысленно постоянно дома, пока меня не ловит Серёга и не вливает немного виски, когда я сбивчиво огрызаюсь на его вопросы. Немного расслабляет, но тревога, горит внутри, расползается по венам.
Снова звонит телефон.
Андрей.
Я поспешно принимаю вызов.