После обеда одеваемся и идём гулять. Нет совершенно никаких сил, сидеть в этой избушке. На улице так классно. По нетронутой целине снега, искриться солнце. Оно сверкает так ярко, что больно глазам. Андрей, не стесняясь, прыгает в ближайший пухлый сугроб, и делает ангела. Хохочет так заразительно, что я тоже не удерживаюсь, и падаю рядом. Вскоре весь двор перепахан нами, не остаётся не одного не примятого сугроба. Потом веселимся, играем в снежки. Печаль отступает, я даже забываю на время, про Кира. Бегаем пока не замерзаем окончательно. Дома развешиваем всю мокрую одежду, и, переодевшись, сидим перед телевизором, смотрим Шрека и пьём горячий чай.
Вечером приходит Петрович, подтопить печь. Я вылетаю в коридор, и разочарованно здороваюсь с ним. Почему то мелькнула мысль, что это Кир. На что надеюсь, глупая, ведь сама его послала.
Я понимаю, что мне третьего на работу, начинаю выяснять у Петровича, что шустрит у печки, как отсюда выбираться, и может ли он в этом помочь.
— Не раньше десятого, — отвечает мужчина, выгребая угли на поддон.
— Офигеть! Мне так-то третьего на работу! — я опираюсь о стенку.
Что же делать? Надо хоть Иришку предупредить, хотя, если она с Пашей, то наверняка в курсе. Петрович только жмёт плечами и продолжает работу.
И телефон-то есть, но самое обидное, что наизусть я помню только номер Андрея, Юры, мамы, и Кира.
И кому звонить?
Ладно, подождём до завтра, там решим, как выбираться.
Весь этот ворох мыслей не даёт заснуть. Время полночь, и я ворочаюсь, неумолимо ловлю его запах от постельного белья, что остался с прошлой ночи, и в голове так и долбит, что всё бы я стерпела, лишь был рядом. И так погано, от осознания своей никчёмности, что я соскакиваю, и прямо в темноте начинаю срывать со старого дивана постельное бельё, скидываю его на пол. А потом, завернувшись в плед, снова падаю на диван, приказывая себе не думать о нём, и не прикидывать варианты, как оно могло бы быть.
Что-то тревожит мой сон, и я открываю глаза.
Он сидит рядом.
Сперва не верю, списывая всё на своё воображение, но он шевелиться и не смотря на темноту становиться вполне осязаемым. Я резко сажусь, и, повинуясь порыву, обнимаю его, утыкаюсь носом в грудь, и тяну родной аромат и тепло.
Проиграла тут же, даже не начав.
Кир отстраняет меня от себя и вталкивает мне в руку, что-то твёрдое и бархатистое.
— Что это? — я верчу перед глазами, но тут такая темень.
— Подожди, — Кир достаёт из кармана телефон и включает фонарик, наводит на мои руки. На них я вижу маленькую коробочку.
— Что это? — опять повторяю я.
— Это предложение, — поясняет Кир.
— Предложение? — как полоумная переспрашиваю я.
— Не тупи, Юля, — видно, что он нервничает, — предложение стать моей женой.
— Женой? — мои глаза ещё больше, и я снова смотрю на коробочку.
Он нетерпеливо берёт её из моих рук, и открывает, и вытаскивает кольцо, тянется к моей руке.
— Я не могу, — прячу руки.
Вопреки всем своим желаниям действую, хотя казалось вот оно, то чего я так хотела. и он сам пришёл к этому.
Но нет…
— Это ещё почему? — в его голосе слышиться сталь.
— Ты женат, — я соскакиваю на ноги, прямо на диван, и отхожу по нему к стене.
— Ко времени нашей свадьбы, разведусь, — Кир тоже встаёт, и светит фонариком прямо на меня.
Я прижалась к стене, жмурюсь от света.
— Всё? — ой как нехорошо звучит его голос.
— Нет, — выдыхаю я.
— Нет? — удивляется он, откидывает телефон.
На мгновение становиться темно, но потом вспыхивает люстра.
Кир стоит у стены и исподлобья режет тяжёлым взглядом. Я остаюсь на своём месте, смотрю исподтишка, пытаясь отсюда оценить нанесенный его гордости ущерб.
— Ну и? — делает шаг навстречу.
— Ты должен завязать, — набираюсь смелости, — не хочу сидеть по подвалам, и трястись от ужаса, за себя и за своих детей.
— Охуеть, — присвистывает он, — значит трахаться со мной можно, детей заводить, а замуж пойти, ряд условий!
Кир останавливается у дивана.
— Если что, ты уже со мной повязана, красивая, после того как я перед всеми вписался за тебя, — цедит он сквозь зубы.
— Кир, почему ты не хочешь прекратить всё это…
— Юля, давай ты не будешь совать свой нос туда, куда взрослые дяденьки бояться лезть, — рычит он.
— Это моё условие, Кир! Я не выйду за тебя, пока ты бандит! — верчу головой.
10
Он как был в ботинках, залез ко мне на диван, упёр руки в стену по бокам от меня, и впился таким убийственным взглядом. Его лицо даже побледнело от бешенства.