Раньше не верила в возможность радиопередач на малых антеннах и Леся Тулина. В партизанской радиошколе ей преподали истину, ставшую аксиомой: чем выше антенна, чем она длинней при маломощной рации, тем лучше услышат сигналы за линией фронта радисты партизанского штаба и Центра.
Но, по теории Андрея, эта аксиома была палкой о двух концах. Один конец — немецкие радиопеленгаторы из штабов полков, дивизий и корпусов, расположенных вблизи действий партизан или отдельных групп. Запеленговав рацию, фашисты тут же посылали к месту работы радиста группу захвата.
Другой конец палки: как спастись от этого самого страшного врага радистов в тылу противника — радиопеленгаторов? Ничего определенного об этом на курсах, в радиошколах не говорилось, кроме того, что надо чаще менять расписание выхода в эфир и место передач, усиливать вооруженную охрану рации.
Стоколос еще в первую зиму войны стал разбрасывать антенну так, чтобы электромагнитные волны от его рации, распространяющиеся над землей, сразу же гасли и попадали в приемники немецких радистов, которые находятся на расстоянии пяти — двадцати километров, потерявшими силу, немощными. А радиоволны, идущие в небо на сто, двести, пятьсот, а то и полторы тысячи километров, были услышаны штабом, Центром. Для «земной» волны он создавал «мертвую зону», «небесная» же пробивала себе «маршрут» согласно с природой распространения коротких радиоволн.
Но этой новогодней ночью Андрей и Леся должны были работать так, как их учили, — железнодорожная станция находится недалеко. Антенна будет высокой и длинной, чтобы сигнал их рации поймал радиоприемник, вмонтированный в минный заряд и спрятанный в кожаный саквояж. Подпольщики, работающие на железнодорожной станции, знают, в какое место поставить саквояж, знают, что взрыв должен произойти в ноль часов, ноль минут нового, 1944 года. Поэтому жертв среди своих людей не должно быть в ресторане, куда соберутся немецкие офицеры со станции и из местного гарнизона.
Ночь Нового года… В эти минуты каждый думает, вспоминает, где и как он встречал прошедшие новогодние праздники.
Год назад Андрей лежал в партизанском госпитале под Москвой. А тридцать первого декабря сорок второго он и Шмиль находились в заснеженном лесу под Миргородом в отряде Ивана Опенкина и комиссара Артура Рубена, куда послал их полковник Шаблий. А сорок первый год встречал дома, вместе с бабушкой Софией Шаблий. В то время его неразлучные друзья Гнат Тернистый и Павло Оберемок были уже… Один учился в танковом училище, другой служил на подводной лодке на Балтике. А он ждал весны, чтобы пойти служить на западную границу…
Андрей настроил рацию, завернутую в прорезиненную материю, чтобы не покрылась ржавчиной, когда ее прятали под корнем сосны или дуба, потер руки, встал. Обнял Лесю, тихо сказал:
— У нас в запасе на всякий случай есть Илья Гаврилович. В три минуты Нового года он пошлет сигнал с мощной радиостанции, когда фрицы будут пить вторую чарку, если мы не уничтожим их во время первого тоста… Я подстраховался. Только ты об этом никому не говори. Пусть все думают, что это мы сделали, минеры Устина Гутыри. Да так оно и будет! Наши подпольщики все проверят до единой секунды.
На верхней панели рации чуть рдела лампочка. Она вспыхнет, когда Андрей нажмет на головку телеграфного ключа.
Кто-то из партизан включил карманный фонарик, бросил сноп синего (для маскировки) света на рацию, чтобы Андрею было видней.
В амперметре покачивалась, дрожала стрелка.
Наконец рука Андрея потянулась к похожей на маленький гриб-боровичок головке ключа.
— И я! — протянул свою руку Живица.
— И я! — подхватила Леся.
— И мы тоже! — раздались голоса партизан.
Над головкой радиотелеграфного ключа нависло несколько рук.
— За Устина Гутырю! — крикнул Стоколос и нажал пальцами на ключ.
— За капитана Тулина и Маргариту Григорьевну.
— За миллионы убитых, замученных и сожженных наших людей!
— Смерть фашистам! — закричали столпившиеся рядом партизаны.
…Вскоре они узнали, что в первые минуты нового, 1944 года радиомина в ресторане на вокзале сработала. Солдаты вытащили из ресторана дюжину трупов своих офицеров.
11
Утром третьего января, когда Андрей Стоколос находился в землянке генерала Василия Андреевича, вошел возбужденный Микольский.
— Разрешите, товарищ генерал? Только что вернулись мои разведчики. В двадцати километрах отсюда стали лагерем на острове восемьдесят вооруженных поляков. К ним приходили «сечевики» устанавливать «нейтралитет».