Михалюта вдруг схватил за руку полковника — самолет начал падать вниз, будто потеряв управление. Р-8 скрипел как несмазанный воз. Казалось, вот-вот отвалится крыло. Мотор стал давать перебои, чихал. От страха Гнат едва не вскрикнул. Наконец самолет выровнялся, двигатель заработал ритмичнее, но рокот был не однообразный: он то стихал, то усиливался, время от времени закладывало уши.
Когда самолет проваливался, будто в яму, Гнату казалось, что его внутренности обрываются.
«А еще мечтал два года назад поступить в морское авиационное училище. Не приняли по документам — не хватило одного года! А если бы все было в порядке и медики стали бы крутить меня на стуле и показывать палец: вижу ли я его?..» Гнат припал лицом к иллюминатору, глянул вниз. Сквозь разорванные тучи островками виднелись серые нивы и села с белостенными, как на Харьковщине или Ворошиловградщине, хатами, хотя это уже была русская земля. А вон железнодорожная колея.
«Рельсы! — мечтательно вздохнул Гнат. — На них я когда-то впервые встретился…»
Да, та встреча произошла на железнодорожной колее. На станции Основа он ждал рабочего поезда на Золочев и от нечего делать прохаживался по железнодорожному полотну — между шпалами буйно росли лебеда, одуванчики.
Вдруг замер: перед ним стояла девушка. Ее шея, руки, ноги были покрыты густым загаром, а волосы от солнечных лучей казались рыжеватыми. Чтобы удобнее было держать чемодан, она поставила ногу на рельсу. Брови над синеватыми глазами были темными, а на лице играли солнечные зайчики. «Сколько солнца в ней!» — подумал он, оглядывая девушку с ног до головы.
— Откуда ты, такая красивая?
— А из каких краев ты, такой смелый! — ответила девушка.
— Я из Золочева. Там есть село над тихой, мало кому известной речкой и большим прудом.
Девушка убрала с рельса стройную загорелую ногу и критическим взглядом смерила его. Он понял, что она отметила: ботинки уже стоптаны, к тому же еще и парусиновые, штаны старые, поношенные, рубаха вылинявшая…
Он хотел было извиниться, что задел такую принцессу, но передумал. Перебросив с одной руки в другую самодельный чемодан из фанеры, решительно сошел с колеи.
— Скатертью дорожка! — негромко сказала девушка.
— Так ты еще и с норовом! — обернулся он. — Ну тогда слушай! — И перешел на шутливый тон: — В твоих глазах и синь небес, и море, и солнце…
Девушка не удержалась и ответила:
— Угадал. Мое родное село на берегу Азовского моря.
— Так ты на Мариуполь?
— Да. Жду ленинградского поезда.
— А точнее: где твой дом?
Девушка кокетливо усмехнулась:
— Мой адрес? Село на берегу Азовского моря, крайняя хата над яром, возле моста, что на шоссейной дороге.
— Ого, какой адрес! Но я запомнил.
— Не заблудишься, когда захочешь наведаться в гости?
— Когда-нибудь и в самом деле наведаюсь. А как тебя звать-величать?
— Натали.
— Наталка… Наташа…
— Натали! — повторила гордо девушка.
— Угу… Понял. Как у жены Пушкина — Натали.
— Вижу, что читал кое-что.
— Немного. Давай я подержу твой чемодан. Ведь поезда еще долго ждать.
— И где только такие грамотные учатся? — спросила насмешливо Натали.
— Ну хотя бы в политехническом. А ты и вправду красивая!
Натали подобное, конечно, слышала не раз. Но после его слов почему-то зарделась. Покорно подала руку и сказала:
— Такому только дай палец…
Он крепко пожал ее руку и уже не хотел выпустить из своей. Натали и не пыталась ее освободить.
— Обманываешь, что студент, — прошептала она. — Ты с завода «Серп и молот», слесарь. Угадала?
— Ты имеешь в виду мои мозоли? Это я в институтских мастерских нажил их: отец — рабочий, мать — крестьянка. А ты в каком институте или техникуме?
— Я еще молода для института, — вздохнула Натали. — Мне только что исполнилось семнадцать.
— Кто бы мог подумать! — развел он удивленно руками.
— А глаза у тебя сейчас лукавые, — заметила Натали, погрозив пальцем. — Учусь я одной женской профессии. Учусь на мастера молочного дела! Что, не нравится? Ого, и губы надул!
— Не надул, а прикусил. Почему не нравится?.. Всегда дома будет свеженькая и густая сметана, в которой и ложкой не повернуть. Молочко.
— Насмехаешься?
— А ты сердишься? Не всем же быть политехниками! Да и зачем? Вот ты гордо назвала себя мастером молочного дела. Значит, тебе нравится эта профессия. Ну и прекрасно!
— Ты это вправду?