Ледовый десант

— Товарищ капитан, бойцы отдыхают! — доложил Колотуха.

— Вольно, — кивнул Заруба. — Можно было и не поднимать… Пусть бы отдыхали…

— А я что говорил, — недовольно буркнул Живица, обращаясь к Стоколосу. — Этот Колотуха служака неисправимый.

Заруба положил каску на стол, сбитый из ящиков от снарядов, как и всюду на передовой, сказал веселым голосом:

— Вам всем от полковника Сильченко благодарность. Двое из «языков» только вчера прибыли из Макаровки, что находится северо-западнее Киева. Третий — на днях из Франции. Это означает, что немцы стягивают сюда силы из Западной Европы.

— А как там Клаус Дилинг? — спросил Живица.

— Ценный «язык». Даже больше чем «язык», — загадочно ответил капитан.

— Может, коммунист? Если так, что же он меня… Нет, тут что-то не то… Это он прикидывается своим…

— А те двое? — поинтересовался Волков.

— Сто пятый полк, семьдесят вторая пехотная дивизия. Один из них, наверно, собирается стать писателем, дневник ведет, — пошутил Заруба и, достав блокнот, продолжил: — Я кое-что переписал: «Третьего, девятого, сорок третьего. Каждый день воздушные налеты русских. А ночью партизаны. Ночью подорван железнодорожный путь на Мироновку. Вся земля заражена партизанами. Рота разбита. Погибли мои последние друзья — Генрих и Фриц. Положение отчаянное…»

— Мнут им наши бока! — воскликнул Живица.

— Мнут, — улыбнулся Заруба и стал читать дальше: — «Нам выдали фуражки с наушниками. Неужели будем зимовать на Днепре?..»

— Ага! — хитровато прищурил глаза Колотуха. — Эти наушники существенное доказательство, как на судебном заседании. Немцы собираются топить свои печки в землянках и зимой.

— Ваши рассуждения, товарищ старшина, не лишены основания, — кивнул Заруба.

Капитан Петр Заруба обращался ко всем младшим командирам и рядовым на «вы», исключением был лишь Андрей Стоколос, которого мать Петра после трагедии на Пеле в январе сорок второго года считала как бы своим сыном. Она все время вспоминала о нем в письмах. И в только что полученном капитаном Зарубой письме, которое передал ему вместе с газетами дивизионный почтальон, как всегда, спрашивала о нем.

Стоколос просматривал газеты и не вмешивался в разговор.

— О! — вдруг воскликнул он. — Пишет мой знакомый корреспондент Филипп Миронец. Вот послушайте.

Язик, як кажуть, в Київ дальній
Вас доведе і відведе назад.
Але бійці прислів'я славне
Тлумачать ось на новий лад.

Ми вірим, кажуть, в грізну зброю —
Багнет наш в Київ приведе,
І де пройде хоробрий воїн,
Там ворог не сховається ніде!

Де недруг лютий, німець вражий,
Багнет наш миттю розбере,
Він нам дорогу вірну вкаже.
Дорога ця: бійці, вперед!..

Терентий Живица развернул другую газету.

— Здесь тоже стихи. Солдаты-фронтовики пишут.

Із яруг, де чорною пітьмою
Ніч лякливо в простір визира,
Сто смертей вела війна з собою
До крутого берега Дніпра.

— Сразу видно, что это про наш плацдарм, — прокомментировал Василий Волков.

— Конечно, про наш, — согласился Живица и стал читать дальше.

Гнаний страхом, ворон до байраку
У пітьмі стрілою прошумів,
Десь далеко, повен переляку,
Закричав між чорних яворів.

Ми дивились на дніпровські кручі,
І тоді здалось мені, що всі
Переправи ждали нерішуче,
На піщаній сидячі косі.

В нас лицарство предківське воскресло,
Що Дніпро на Січі гартував.
І рішуче плескотіли весла —
З ночі правий берег виринав.

Ранком знов на кручі гроз і слави,
Що в віках не меркне, не вмира,
Сонце встало червоно, ласкаво,
Як дарунок волі з-за Дніпра…

Живица помолчал, положил газету на стол.

— Вот так пишет младший сержант Иван Редуненко. Полевая почта двадцать четыре тридцать девять-С.

— А что там на Западе? — спросил Колотуха.

— На Западе? — переспросил Стоколос. — Сейчас найдем. Ага. Вот… «Налет английских бомбардировщиков на Берлин… Тридцать два бомбардировщика не вернулись на свою базу… Во Франции продолжаются забастовки рабочих… Бельгийские партизаны в Арденнском лесу подожгли лесопильный завод… Италия объявила войну Германии… Правительства СССР, США и Великобритании признают Италию совместно воюющей стороной…» Ну а то, что немцы выкрали Муссолини, вы знаете из прошлых газет.