— Обиделся я. Пошел в машинное отделение, выключил осветительный движок и к себе. Приходит он вскоре: «Запусти движок, почитать хочу». — «Добро, — говорю, — будет сделано». Заело меня еще больше: ночь глухая, а ему свет подай. Взял я большую стеариновую свечу и к нему в каюту: «На, Федорович! Жми из нее двести двадцать вольт. Авось получится…»
Посмеялись ребята — вроде светлей стало на душе. Отправились отдыхать.
Только поспать почти не пришлось. Чуть стало развидняться, завели двигатель.
«Сотка» догнала их, когда солнце было уже высоко, вровень с вершинами деревьев. На ее ходовом мостике, во вчерашней позе, опираясь на руку, стоял краснолицый человек в форменном плаще. Он махал совершенно ненужным ему рупором и ревел хриплым голосом:
— Молодцы, ребята!
Встреча в Усть-Черной
Было от чего растеряться. По всему берегу — народ. В глазах рябит от высокого солнца, от цветастых платьев, косынок, рубах, от радостных взглядов. Вся Усть-Черная прихлынула к реке встречать гостей.
Саня едва разыскал среди бурлящего человеческого половодья вкопанный в землю столбик и набросил на него петлю причального троса. Он кинулся было обратно, чтобы принять с борта трап, но его окружили женщины. До чего ж разговорчивые они сегодня: не то из-за праздника, не то из-за причаливших к берегу новых людей.
— Что привезли?
— Сердешные, им и праздновать-то некогда…
— Овсянка, крупа овсяная есть?
— Неужели и эти без овсянки…
— Да зачем вам овсянка? — удивился Саня. — Подумаешь, какая невидаль!
— Это в городе она ни к чему. А у нас… Вот сомлеешь на жаре, пить захочешь — заходи. Угостим…
Смеются женщины: не бывал, видно, парень в здешних местах. И продолжают судачить дальше — весело и озорно, распаленные маем.
Не успела самоходка по-настоящему стать к песчаному берегу со старинными дощатыми складами, как палубу заполнили ребятишки. Они стучали каблуками, шлепали сандалиями по нагретому металлу и тоже спрашивали, спрашивали:
— Вы откуда?
— Из Перми.
— Долго плыли?
— Семь дней.
— О-о-о!
Они старались забраться в каждый уголок. Бесцеремонно заглядывали в каюты, лезли в машинное отделение, поднимались на ходовой мостик. Им хотелось все ощупать, покрутить. Пока не утихла причальная суета, смельчаки пролезли в рубку. И уже кто-то вертел штурвал, кто-то отдавал команды. По очереди, счастливые, они смотрели в бинокль туда, где за поворотом скрывалась река.
За этой в общем-то невзрачной самоходкой им виделись далекие края, океанские пароходы, большие города, знакомые лишь по кино и книжкам. Почти никто из них не был дальше соседнего поселка, а ведь все они мечтают о неведомых странах.
Саня долго наблюдал за ними с палубы. Ему очень не хотелось спугивать их, но надо было отнести бинокль и лоцманскую карту в каюту капитана, закрыть рубку.
Оставшись наверху один, прибрав в рубке и закрыв ее, Саня оглядел судно и удивился. Ребятишки и не думали уходить. Они сидели кружком — мальчишки и девчонки — на крышке трюма, притихшие, внимательные. Они слушали. В центре кружка был Анатолий. Он что-то говорил, улыбаясь, увлеченно жестикулировал.
Саня понял, что их штурман, любознательный и добрый парень, рассказывает, наверное, о реках, на которых побывал, о солнечных восходах и закатах, каждый день новых, необычных, о трудном и увлекательном ледовом рейсе. И ему стало чуть-чуть неловко и завидно. Он-то не догадался поговорить с ними приветливо, рассказать что-нибудь. Ведь никто не торопил его…
А из поселка, из горластого репродуктора-колокольчика неслась веселая музыка. Сверкала под солнцем, всплескивала вдоль борта веслянская смуглая вода. По трапу поднимались с Юрием двое улыбчивых мужчин.
Ни за что бы не подумал Саня, что один из них — совсем молодой и такой обычный — директор здешнего леспромхоза. Второй оказался начальником отдела снабжения — главным получателем всех грузов. Он был по-лесному приветлив, разговорчив и прост.
— Поняли хоть, куда вас занесло? А? — смеялся он, больше всего обращаясь почему-то к Сане. — Кромка области! Коми республика рядом! Олени у нас тут разгуливают, как коровы на лугу. Зимой заходят. Снегу здесь меньше, а ягельники по сосновым борам богатые…
И добродушный, полнеющий мужчина с коротким затылком, уже крепко прихваченным весенним ядреным загаром, поплыл за капитаном в каюту.
Нет, никто не жал Сане руку, никто не благодарил его. Но здесь, в Усть-Черной, он по-настоящему почувствовал, как рады люди им, речникам. Он понял, что приход судов для местных жителей — своеобразный, ставший традиционным, праздник, сигнал приближающегося звонкого лета.