Отец продолжал:
— Я знаю, что по указанию генерал-губернатора в полночь начнет играть цыганский оркестр и будут танцевать цыганки. Мне жаль, что придется все это пропустить, но, как только внимание всех гостей сосредоточится на цыганах, ты должна незаметно удалиться и прийти в то место, где я буду ждать тебя.
— Уйти, не попрощавшись… с хозяевами дома, которые были так… добры к нам, очень… невежливо, — прошептала Зоя, понимая, что отец ждет от нее ответа.
— Я уже думал об этом, — откликнулся Валлон. — И написал письмо губернатору и его жене, в котором благодарю их за гостеприимство.
— А как же… герцог?
Эти слова вырвались у Зои помимо ее воли.
— Когда герцог узнает, что мы уехали, — ответил Валлон, — он одобрит наше поведение и будет только рад, что мы избавили его от необходимости прощаться с нами. Это прощание могло бы вызвать у него только чувство неловкости. — Губы его тронула ироничная усмешка, и он добавил:
— Англичане не любят оказываться в положении, когда им может изменить их обычная сдержанность.
— Ты действительно думаешь, что он… не сочтет… нас невежливыми, если мы не скажем ему об отъезде? — спросила Зоя.
— Ты хочешь, чтобы я был откровенен с тобой? — поинтересовался Баллон.
— Конечно, папа!
— Честно говоря, — сказал он, — я знаю, что герцог находит тебя красивой и привлекательной, но давай смотреть правде в глаза, дорогая. Женщине, которую герцог возьмет себе в жены, одной красоты недостаточно.
Зоя зажмурилась, как бы защищаясь от удара. Потом она заговорила, и собственный голос показался ей жалким:
— Я сделаю все, как ты хочешь, папа. Я доверяю тебе, и потом… мы не должны причинять огорчения герцогу.
— Ты поступаешь очень разумно, дорогая, — сказал Баллон. — Поверь мне, если бы я мог уберечь тебя от страданий, если бы я мог избавить тебя от этой боли, я с радостью сделал бы это.
При этих словах Зоя встала. Она бросилась отцу в объятия и прижалась щекой к его щеке.
— Раньше я думала, что любовь — это счастье и… радость, — прошептала она. — Но теперь мне кажется, что вокруг… сплошная тьма и солнце… никогда больше… не появится.
— У меня было такое же чувство, когда умерла твоя мать, — заметил Баллон. — Но жизнь продолжается, и, может быть, в один прекрасный день ты встретишь другую любовь и будешь счастлива.
Зое хотелось закричать, что этого никогда не будет. Но, чтобы не огорчать отца, она ничего не ответила. Отец крепко обнимал ее, и это приносило ей некоторое утешение.
Некоторое время они постояли обнявшись, потом Баллон сказал своим обычным голосом:
— Нельзя опаздывать к обеду. Его светлость хочет сделать этот вечер незабываемым для нас и, конечно, для герцога.
Он вышел из комнаты, а Зоя вернулась к туалетному столику и посмотрелась в зеркало. Ее удивило, что внешне она совсем не изменилась.
У нее было такое чувство, будто отец унес с собой ее молодость, и она не удивилась бы, увидев себя в зеркале старой, в морщинах, с сединой в волосах. Но нет, отражение в зеркале показало ей очаровательную молодую девушку, только в глубине ее глаз скрывалась невыразимая боль.
Бальный зал с огромными люстрами, в каждой из которых сияло несколько сотен тонких свечей, благоухал цветами. На резных позолоченных карнизах, тянувшихся вдоль стен, тоже стояли свечи — такого Зоя еще не видела.
Гости были так же великолепны, как и обстановка зала. Никогда прежде она не думала, что женщины могут носить так много сверкающих драгоценностей — от диадем в волосах до пряжек на туфлях.
Герцогиня была в вечернем туалете из белого шелка с глубоким декольте, узким лифом и с красным шлейфом, шитым золотом.
На ней была лента ордена Святой Екатерины с бриллиантовым крестом.
Мужчины не уступали дамам. Каждый из присутствующих был или в блестящем мундире, или костюм его украшали многочисленные награды и орденские ленты. На герцоге был орден Подвязки .
Здесь были гусары в белых с золотом мундирах, чиновники в синих сюртуках с жесткими от золотого шитья воротниками и молодые черкесы в высоких черных и белых папахах.
Этот вечер был похож на сказку. Войдя в огромную столовую, Зоя увидела прекрасно сервированный стол. Ее внимание особенно привлекло великолепное золотое блюдо огромных размеров, стоявшее в центре стола.
К своему удивлению, Зоя узнала, что за столом ей отвели место справа от генерал-губернатора.
Герцог сидел справа от хозяйки дома, а Пьер Валлон — слева. Генерал-губернатор объяснил Зое, что на этом балу герцог, а также она и ее отец почетные гости.
— Все присутствующие здесь очень рады видеть вас, — с улыбкой сказал он.
— Несмотря на то, что мы французы? — тихо спросила Зоя.
— Но я ведь тоже француз, — ответил губернатор. — Дорогая моя, музыка интернациональна, она не знает границ. По моему мнению, ваш отец король такой огромной страны, какой никогда не удастся завладеть Наполеону.
Зоя заметила, что отец оживленно беседует с герцогиней и, кажется, очень доволен прекрасным приемом. Она также наслаждалась роскошной обстановкой и изысканным обществом и думала, что этот бал будет самым прекрасным в ее жизни. Однако Зою не оставляла мысль, что в этот вечер закончится важная глава в ее жизни, о чем она уже говорила герцогу, покидая Москву.
«Это была очень короткая глава», — с грустью подумала она.
Представив себе, какой тусклой и неинтересной будет ее жизнь без герцога, Зоя вздрогнула при мысли, что она никогда больше не увидит его.
«Я буду одинока, как никогда не была прежде, — говорила она себе. — Жизнь без любви мрачнее и холоднее, чем сибирская зима».
Герцог в этот вечер выглядел настолько красивым, что она не могла отвести от него взгляда и не замечала никого в этом блестящем обществе, кроме него. Когда гости перешли из столовой в бальный зал, герцог подошел к Зое и сказал:
— Зоя, к сожалению, я не могу пригласить вас на танец. Мари считает, что это слишком рискованно. Не хотите ли присесть и поговорить со мной?
— С удовольствием, — согласилась девушка.
Она подумала, что с ним готова отправиться куда угодно, хоть на край света.
Но тут к ним подошел генерал-губернатор и пригласил Зою на танец. Она не могла отказать ему. Потом ей пришлось танцевать с другими кавалерами, и только спустя час герцог смог снова подойти к ней. Не говоря ни слова, они вышли из бального зала на террасу.
Ночь была тихая и звездная, узкий серп луны медленно поднимался в небе. Парк освещали фонари, спрятанные среди цветов. За парком таинственно шумело море.
Зоя и герцог сели на скамью в темном уголке парка. Из бального зала до них доносились звуки музыки. Они долго молчали, наконец герцог спросил:
— Вы чем-то расстроены?
— Откуда вы… знаете?
— По-моему, мы давно выяснили, что я могу читать ваши мысли.
Зоя ничего не ответила, надеясь, что именно сейчас ему не удастся отгадать, о чем она думает. Она была взволнована и испугана.
Одно дело, когда он понял, что она хотела сказать музыкой, и совсем другое, если он прочитает ее мысли сейчас и поймет, что вскоре они расстанутся навсегда.
— Вы признаетесь мне, что вас мучит, или мне придется самому догадаться? — спросил герцог.
— Почему вы думаете, что меня что-то… мучит? — ответила Зоя. — Сегодня… чудесный вечер… Все в восторге от вас.
— И, конечно, от вас, — добавил герцог. — Вы очаровательны.
Что-то в его голосе заставило Зою вздрогнуть. Потом она подумала, что с его стороны это простая вежливость, и заставила себя продолжить:
— Все были… так добры ко мне. Ее светлость подарила мне этот прекрасный шлейф… Я всегда буду помнить время, проведенное в Одессе.
— Есть и другие моменты, о которых мы будем помнить, — сказал герцог.
— Вы всегда будете… их помнить? — спросила Зоя. Она не смогла удержаться от вопроса, так ей хотелось услышать ответ.