— Тогда создадим его сами.
Я всегда во что-нибудь вляпывалась. Мне даже не хотелось в тот момент быть рядом с ним, а я вписывалась в серьезный проект.
— Сначала — храм, потом возьмемся за Айрис. Давай направляй. Командуй. Представь себе, что я плотник.
Ренни принес с собой клей, дощечки, пробковые пластинки, бамбук, плексиглас, бумагу. Развернул на кухонной тумбе чертеж. Честно говоря, бросив взгляд на этот чертеж, я ужаснулась. Я в жизни никогда ничего не строила. Всегда только разрушала. Ренни заметил выражение моего лица.
— На хрен, — сказал он. — Наверное, мне и не нужно было за это браться.
Я сняла все с обеденного стола и положила на него большой чистый лист пластика, который принес Ренни в качестве основания для макета. Мы должны были соорудить на нем храм дорического ордера, но для начала нужно было выдворить из кухни кошку, что мне удалось с помощью банки тунца, которую я открыла и вынесла на крыльцо. Потом мы принялись разбираться с бамбуком. Ренни давал инструкции, и я взмокла из страха, что у меня ничего не получится. В жизни я ничего не делала правильно, и зачем только ввязалась?
— Потрясающе, — говорил Ренни каждый раз, когда мне удавалось скрепить проволокой две тонкие бамбуковые тростинки. — Отлично!
Когда я закончила этот якобы каркас, он получился похожим на скелет.
— Ты уверен, что так и должно быть?
Я тупо пялилась на чертеж. Получит или не получит Ренни свой зачет, процентов на шестьдесят зависело от этого макета.
— Это только каркас, — успокоил он меня. — Продолжим в следующий раз.
Мы заказали пиццу на дом, закрыли дверь в кухню, чтобы Гизелла не разрушила храм. Я включила вентилятор, и то ли от вентилятора, то ли само по себе тиканье в голове поутихло.
— Потом я хочу подарить этот храм Айрис, — признался Ренни. — Я так задумал в начале семестра.
— Надо же, — сказала я.
На этот счет у меня были определенные опасения, мне казалось, что это дорожка в тупик. Я сомневалась, что Айрис известно о существовании Ренни.
Ренни открыл бумажник и достал маленький золотой амулетик с выгравированным на нем именем Айрис. Амулетик в его перчатках казался прекрасным, крохотным и печальным.
— Мне сделали его по заказу в ювелирном в Смитфилдском торговом центре. Потом повесим его над входом. Готов спорить, ей в жизни ничего такого не дарили.
— Ренни.
Любовь, мания или и то и другое вместе? Видимо, на лице у меня отразились сомнение и жалость.
— Думаешь, я дурак? У меня нет шанса?
— Я думаю, у нас с тобой нет шанса, — созналась я.
Когда принесли пиццу, за нее расплатился Ренни, заявив, что угощает — в знак, значит, благодарности за мои старания. Когда он протянул деньги, рассыльный уставился на его перчатки — наверное, решил, что у Ренни заразная болезнь.
— Он идиот, — сказала я, когда рассыльный ушел. — Не обращай внимания.
Ренни снова убрал золотой амулетик в бумажник, что ему удалось не сразу, так как он хотел уложить его аккуратно, а в перчатках делать это было неудобно. Раньше его перчатки казались мне неотъемлемой деталью его облика, как, скажем, лапы у Гизеллы. Теперь я невольно обратила на них внимание. И подумала про Айрис Мак-Гиннис, которая жила себе беззаботной студенческой жизнью, не помышляя про тайную любовь, золотые амулеты и дорические храмы.
В воздухе что-то переменилось, и я, почувствовав смену атмосферного давления, выглянула за дверь и позвала Гизеллу. Та ворвалась в дом и прямиком бросилась в угол. Даже не посмотрела на пиццу у нас на кофейном столике. На нее было не похоже. Значит, снова кого-то поймала. Крохотные лапки. Серая тень.
— Оно живое? — спросил Ренни.
— Кто же выживет у нее в когтях? — И я извинилась за Гизеллу: — Такова кошачья природа.
Ренни подошел к кошке, попытался отнять грота. Гизелла вцепилась зубами в его перчатку.
— Бог ты мой, какая злющая. Отпусти! — приказал он.
Кошка и не подумала подчиниться, потому Ренни взял ее за загривок и слегка встряхнул. Возможно, Гизелла обиделась, так как я-то с ней обращалась как с равной. Она взвыла, выпустила перчатку, зашипела и удалилась.
— Убивица, — бросила я ей вслед.
Моя любимица, моя ненаглядная. Я почти к ней привыкла. В тот момент я за нее испугалась — вдруг она уйдет на всю ночь — и с тревогой ждала ее на крыльце, пока кошка не подошла ко мне, неспешно и грациозно. Подняла голову, посмотрела в глаза. Потерлась об ноги. У меня были куплены сливки, специально для нее. Плохой признак. Ведь мой девиз: никаких привязанностей. Вообще никаких.