На самом же деле в доме никого не было, о чем Рима узнала бы, спустись она вниз и прочти оставленную ей на кухне записку Аддисон.
Упущенная возможность: Рима с таким удовольствием получила бы в свое распоряжение целый дом, чтобы изучить его немного и, может быть, найти кукольный домик для «Ледяного города», где ее отец превратил кошку в смертельное оружие. Ночью явилась мысль: стала бы Аддисон возражать, если бы она, Рима, поставила на столик тот дом вместо обиталища мисс Тайм? И затем другая мысль: что с ней не так, если она вообще задумывается о подобных вещах?
Рима, — гласила непрочтенная записка, — собаки гуляют, я работаю в студии, Тильда вышла. Бери на завтрак что хочешь. Яйца и помидоры в холодильнике, хлеб в хлебнице. Встретимся за ланчем. А.
Теперь подробнее обо всем.
1. Беркли и Стэнфорд, без поводков, восторженно носились по берегу, охотясь за чайками размером с пляжные мячи; песок набивался им в шерсть, в уши, всюду. Потом таксы поссорятся из-за дохлой рыбы, их растащат, и они с позором вернутся домой. Все эти собачьи драки Аддисон именовала «Большой игрой».[10]
2. Аддисон была в своей студии, и никто не знал, чем она занимается. За три последних года она не закончила ни одной книги, и вот уже два года ни один из близких знакомых не спрашивал: «Ну, как оно продвигается?»
Студию соорудили уже после того, как Аддисон купила дом. «Выселки», — называла ее Аддисон, хотя она примыкала к главному зданию. Туда надо было пройти по мощеной дорожке, через испанский дворик, мимо трельяжа с розами, глиняной купальни для птиц и толстой, сладко пахнущей смоковницы.
Студия была современным помещением, оборудованным беспроводным широкополосным Интернетом. Здесь стояли норвежское глубокое кресло для отдыха, письменный стол и стол для изготовления поделок. Стена, выходившая на океан, состояла из пяти стеклянных дверей, которые вдвигались одна в другую, так что в хорошую погоду комната превращалась в одну большую террасу. С потолка свисало нечто вроде скульптуры, собранной из различных орудий убийства, — подарок читателя из Нью-Гэмпшира. Когда задувал бриз, все это режущее, колющее, рубящее и раздробляющее оружие тихо звенело наподобие «музыки ветра».
Что еще? Никто не допускался в студию во время изготовления кукольных домиков. А это значило, что уже три года никто не входил туда, кроме самой Аддисон и ее любимого компьютерщика Веда Ямагаты, который параллельно работал в университете. Вед занимался апгрейдом всяческого оборудования, и его неизменное молчание явно могло — и должно было — быть куплено. Правда, про японскую мангу он говорил охотно.
Случайно внутрь студии заглянуть было невозможно: следовало забраться по скалам, а потом еще по стене. Но все равно Аддисон закрывала ставни всякий раз, когда покидала помещение.
Кому-то требуется намного больше трех лет, чтобы создать книгу. Но для Аддисон это было чем-то неслыханным. «Может, она больше ничего и не пишет, — судачили между собой приятели Аддисон, но лишь в ее отсутствие. — Да и зачем? Сколько книг может написать одна женщина?»
Аддисон была национальным достоянием. Даже если бы она не написала больше ни строчки, то все равно получала бы награды и премии до конца жизни. Последние два романа встретили холодный прием. Рецензенты упоминали о ранних произведениях со стандартной вежливостью — так, словно речь шла об умершем авторе. Никто не хотел быть в одной комнате с Аддисон, когда она читала их. Нет ничего постыдного в том, чтобы уйти вовремя.
И тем не менее Аддисон ежедневно, без единого пропуска, с восьми утра и до ланча пребывала в студии, а Тильда в это время пылесосила комнаты, собирая песок и собачью шерсть. Но сегодня
3. Тильда была в Сокеле, ожидая встречи в рамках двенадцатиступенчатой программы в «Стране Будды Медицины». Погода стояла прекрасная — царственная осень была самым теплым и солнечным временем года в Санта-Крус, — и Тильда решила остаться после встречи и совершить сорокаминутную прогулку под секвойями к красно-золотому храму. Двое служителей целыми днями красили храм. Занятие нескончаемое, как наведение порядка в доме, — красить храм в красный и золотой цвета вплоть до тепловой смерти Вселенной. Тильда еще не знала, вернется ли она к ланчу, — это зависело от того, что будут подавать в «Стране Будды Медицины».[11]