— Родитель ваш где обретается?
— В Невьянске.
— Неужели его обрекли на погибель? Не вывезли?
— Разве не знаете, что отец отказался покинуть вверенный ему пост на заводе?
— Господи! Что это случилось с Сергеем Юрьевичем? Добровольно остаться под большевиками с его независимым, крутым характером. Как же вы-то такое допустили?
— Я настаивал, но отец запретил мне вмешиваться в его личные дела. Даже мне советовал остаться на Урале.
— Чем же мотивировал свой отказ?
— Коротко. Не хочет быть среди проходимцев, продающих родину иностранцам.
— Неужели этим мотивировал? С ума сошел. Может быть, его уже и в живых нет. Большевики уже заняли Невьянск. Матушка ваша с ним?
— Конечно. Мама никогда не сочувствовала белому движению.
— А Лариса Сергеевна где?
— Последнее письмо от сестры получил три месяца назад. Она вышла замуж за капитана Ольшанского, коменданта города Томска.
— Лучше бы я вас и не встречал. Совсем огорошили меня. Поверить страшно. Горный инженер, видный администратор, ученый Муравьев, дворянин и монархист, остался, и притом добровольно, во власти Советов. Чудовищно! Просто чудовищно! Лучше не скажешь. Да и сами, батенька, тоже хороши. Как это решились с такими рожами по глухим лесам прогуливаться? Ну, смотрите, один их облик чего стоит. Ведь могли вас прикончить.
— Почему?
— Да разве теперь можно быть таким доверчивым? Почему? Просто потому, что офицер, а в их понятии — золотопогонник.
— На их плечах тоже погоны.
— А что, у них в черепах? Проклятое христолюбивое воинство! Что, если они переодетые большевики, и притом вооруженные? Зачем вы привели их сюда? Им бы нашлось место и под большевиками. Чертовы защитники! Наперегонки удирали от красных, а ведь всем были обеспечены для защиты Урала. Слышали наверняка, что от вашей победоносной Седьмой Уральской дивизии остались рожки да ножки. Командир ее Голицын удрал, пристроившись к чешскому эшелону. Знаете, попав сюда, я просто не могу без дрожи видеть солдатские и офицерские рожи. Ваши попутчики мне просто не внушают доверия. Уверен — в душе они готовенькие большевики.
— Они, как и вы, не хотят быть у красных.
— Оставьте, Вадим Сергеевич. Пошли с вами, потому что поняли: могут поживиться возле беззащитных беженцев. Будьте осторожны с ними. Мой совет — покажите их коменданту, хотя он тоже недалеко от них ушел — первостепенный мужлан и хам. И конечно, отберите у них винтовки, ну зачем раненым огнестрельное оружие? Почему так неласково на меня смотрите?
— Смотрю, что ошибался, считая вас порядочным человеком. По виду вы похожи, но по человеческой сути…
— Что хотите сказать?
— Что вы негодяй…
Резко повернувшись, Муравьев подошел к солдатам:
— Пойдемте, братцы, искать полевой лазарет.
Поздним вечером Муравьев, устроив солдат на ночлег, пришел на станцию в надежде на случайную встречу с кем-либо из екатеринбургских знакомых.
Побродив по перрону, решил пройти к реке, но столкнулся со штабс-капитаном Голубкиным, сослуживцем по дивизии. Оба от удивления развели руками и обнялись.
— Григорий!
— Вадим! Живой, слава богу!
— Считал меня покойником?
— Капитан Зверев сообщил, что тебя под Пермью кокнуло.
— И Зверев здесь?
— Что ты. Он, милок, неплохо обосновался в штабе Ханжина. Ты когда здесь объявился?
— Сегодня утром из Екатеринбурга с девятью солдатами своим ходом.
— С какими солдатами?
Глава вторая
Первый из ожидаемых пароходов появился на Тавде на рассвете. Густой басок его гудка, прозвучав над рекой, укутанной в туман, подхваченный лесным эхом, прокатился вздохами над берегами. Люди, хватая пожитки, бежали к реке, создавая на просеке давку. Напиравшие сзади сталкивали передних с обрыва. Неслись истошные крики, визги женщин, плач детей. Под лучами утреннего солнца в клубах пыли с обрыва сползали люди, кувыркались чемоданы, корзины, узлы.
Красивый, комфортабельный, белый пароход «Товарпар» пришвартовался к берегу.
Беженцы на берегу, разбирая перепутанные в спешке вещи, орали осипшими голосами, сгруживаясь перед пароходом у самой воды, а некоторые, от напора сзади, уже стояли по колено в воде. Потная от волнения толпа осматривала пароход.
Рыжеволосый, толстый священник в чесучовой рясе, держа в руках наперстный крест, служил молебен, благодаря господа за ниспослание людям спасения от рати грядущего красного антихриста.