Комнатка у Унн была крохотной и; как Сисс показалось в первые мгновения, странной. Ее освещала две небольшие лампы. На стенах висело множество картинок, вырезанных из журналов, и фотография женщины, так похожей на Унн, что и. спрашивать, кто это, было излишне. Вскоре Сисс увидела, что ничего странного в комнате нет, а что она, напротив, похожа на ее собственную. Унн полувопросительно посмотрела на Сисс. Та сказала:
— Уютная у тебя комнатка.
— А y тебя какая? Больше?
— Нет, примерно такая же.
— Да больше и не надо.
— Верно.
Чтобы освоиться, им нужно было немного поболтать о пустяках. Сисс сидела на единственном в комнате стуле, вытянув ноги. Унн уселась на краю кровати и болтала ногами.
Они подобрались. Испытующе посмотрели друг на друга. Смерили друг друга взглядом. Начать разговор было совсем не просто — что-то непонятное мешало им. И еще их смущало то, что обе так стремились друг к другу. Их взгляды встретились — понимающие, жаждущие и в то же время глубоко смущенные.
Унн спрыгнула с кровати, подошла к двери и потянула ручку. Затем повернула ключ.
При этом звуке Сисс вздрогнула и быстро спросила:
— Ты это зачем?
— Ну, она может войти.
— Ты боишься?
— Боюсь? Нет, конечно. Не в этом дело. Просто мне хотелось, чтобы мы побыли только вдвоем — ты и я. И чтобы никто сюда не входил!
— Да, чтобы никто сюда не входил, — повторила Сисс и почувствовала, что ее охватывает радость. Почувствовала, что между Унн и ею протянулась первая нить. Вновь воцарилось молчание. Затем Унн спросила:
— Сисс, тебе сколько лет?
— Одиннадцать с небольшим.
— Мне тоже одиннадцать.
— Роста мы примерно одинакового.
— Да, примерно, — ответила Унн.
Они чувствовали, как их влечет друг к другу, и все же разговор не клеился. Они сидели, бросали взгляды по сторонам, бесцельно шарили пальцами по близлежащим предметам. В комнате было тепло и уютно. Наверное, это ощущение создавала гудящая печка, но едва ли только она. Гудящая печка ничего бы не дала, не будь у них этого одинакового настроя.
Сисс спросила:
— Тебе у нас хорошо?
— Да, мне хорошо у тети.
— Конечно, но я не об этом. Я про школу спрашиваю и… Скажи, почему ты никогда…
— А, вот ты о чем. Я же тебе говорила, чтобы ты об, этом меня не спрашивала, — резко ответила Унн, и Сисс сразу же пожалела, что задала этот вопрос.
— Ты сюда насовсем? — быстро спросила она: этот-то вопрос, пожалуй, безопасный. Или тоже опасный? Наверное, нет, но ведь никогда нельзя быть уверенной.
— Да, я буду здесь жить, — ответила Унн, — у меня никого на свете не осталось, кроме тети.
Снова воцарилось молчание. Наконец Унн спросила испытующе:
— Почему ты меня о маме не спрашиваешь?
— А? — Сисс отвела взгляд и уставилась в стену, как будто ее уличили в чем-то нехорошем: — Не знаю.
Вновь встретилась взглядом с Унн. Не могла иначе. И на вопрос нельзя было не ответить: Унн спрашивала о том, что для нее очень важно. Запинаясь, Сисс произнесла:
— Ну, потому что она умерла этой весной. Мне так говорили.
Унн сказала четко и громко:
— Мама не была замужем. Поэтому-то здесь и нет никого…
Она умолкла.
— Сисс кивнула. Унн продолжала:
— Весной мама заболела и умерла. Проболела всего неделю. И умерла.
— Вот как…
Хорошо, что эти слова уже сказаны. В комнате стало словно легче дышать. Все соседи знали то, что сейчас рассказала Унн, тетя ее говорила об этом — и о многом другом, когда Унн приехала сюда весной. Разве Унн это не известно? И все же сейчас, когда завязывается их дружба, об этом нельзя было не сказать. Но это еще не все. Унн спросила:
— Ты знаешь что-нибудь о моем папе?
— Нет!
— Я тоже ничего — кроме того, что мама рассказывала, самую малость. У него была машина.
— Наверное.
— Почему ты так говоришь?
— Ну… у многих ведь есть машины.
— Да, конечно. Я его никогда не видела. У меня только тетя осталась. Я буду всегда жить у тети.
Да! — подумала Сисс. Унн всегда будет здесь жить. У Унн ясные глаза, от которых ей, Сисс, как и в самую первую их встречу, не оторваться.
Больше о родителях не говорили, отца и мать Сисс даже не упомянули. Сисс была уверена, что Унн все о них знает: они живут в хорошем доме, у отца хорошая работа, ни в чем они не нуждаются, так что, собственно говоря, рассказывать-то нечего. Унн и не задала ни одного вопроса. Как будто это у Сисс не было родителей, а не у Унн.
Но о братьях и сестрах она вспомнила.
— Сисс, а братья или сестры у тебя есть?
— Нет, я одна.