Автор неизвестен
Легенда о докторе Фаусте
Легенда о докторе Фаусте
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
Книга эта имеет задачу проследить по историческим документам и памятникам художественной литературы становление и развитие немецкой народной легенды о докторе Фаусте, которая в творческой переработке Гете получила мировое идейное и художественное значение как сюжетная основа величайшего произведения классической немецкой литературы.
"Наиболее глубокие и яркие, художественно совершенные типы героев, говорил А. М. Горький, - созданы фольклором, устным творчеством трудового народа. Совершенство таких образов, как Геркулес, Прометей, Микула Селянинович, Святогор, далее - доктор Фауст, Василиса Премудрая, иронический удачник Иван-дурак и, наконец, Петрушка, побеждающий доктора, попа, полицейского, черта и даже смерть, - все это образы, в создании которых гармонически сочетались рацио и интуицио, мысль и чувство. Такое сочетание возможно лишь при непосредственном участии создателя в творческой работе действительности, в борьбе за обновление жизни" {"Доклад на Первом всесоюзном съезде советских писателей 17 августа 1934 года". М. Горький. Собр. соч. в 30 томах, т. 27. М., 1953, стр. 698.}. "_Подлинное искусство обладает правом преувеличивать_", - подчеркивает Горький, поэтому "Геркулесы, Прометеи, Дон-Кихоты, Фаусты - не "плоды фантазии", а вполне закономерное и необходимое поэтическое преувеличение реальных фактов" {"Литературные забавы", II, 1935. - Там же, стр. 255.}.
Легенда о Фаусте сложилась вокруг исторической личности, поразившей народное воображение, личности, носившей отпечаток великих прогрессивных движений человеческой мысли своего времени, Возрождения и Реформации, отражавшей, однако, эти идейные движения во всей их реальной исторической противоречивости, в разной степени характерной даже для передовых людей той эпохи. Поэтому явления эти преломляются и в легендарном образе Фауста сквозь искажающую призму средневекового миросозерцания.
На личность исторического Фауста, человека эпохи Возрождения; наслоились представления легенды, отражающей средневековые верования и суеверия, фольклор "чернокнижника", уходящий своими корнями во времена раннего христианства и обогащавшийся на протяжении своего более чем тысячелетнего развития новыми идейными тенденциями и художественными мотивами. Наряду с народными элементами в этой легенде наличествуют значительные книжные наслоения средневекового богословия и демонологии и средневековой церковной "учености".
Коллективное творчество народных масс на разных ступенях развития предания вступает в сложное взаимодействие с индивидуальным художественным творчеством. Рядом с неумелой компиляцией благочестивого лютеранина, автора народной книги о Фаусте, получившей каноническое значение первого письменного источника, в этом процессе участвовала творческая инициатива гениального поэта и драматурга Марло, одного из самых передовых и ярких представителей культуры Ренессанса и театрального творчества эпохи Шекспира. Его драматическая интерпретация народной легенды, впервые обнаружившая скрытые в образе Фауста черты человека эпохи Возрождения, попав в Германию, на родину сказания, вместе с театром "английских комедиантов", снова проходит здесь через сложный процесс национального освоения и переработки коллективного народного характера в сценариях и сценических импровизациях немецких бродячих театральных трупп XVII-XVIII вв. и в демократическом жанре исполнявшихся на городских ярмарках и в деревенских трактирах народных кукольных комедий. Лессинг и Гете подымают это создание театрального фольклора на высоты классической немецкой литературы как наиболее типичное выражение ее идеологических устремлений и ее национального характера.
Материал, собранный в этой книге, состоит из исторических документов, представляющих единственные свидетельства о становлении и распространении устного предания, и их художественных произведений, отражающих последовательные этапы этого процесса. Раздел I содержит свидетельства об историческом Фаусте и о сложении легенды в показаниях его современников и их ближайших потомков (XVI век). Раздел II посвящен народной книге Шписа (1587) и наиболее существенным к ней дополнениям. Раздел III заключает свидетельства и материалы о постановке пьесы "Доктор Фауст" на подмостках немецких бродячих комедиантов и в народном кукольном театре (XVII-XIX вв.). В разделе IV напечатаны переводы трех наиболее ранних и традиционных по своему содержанию комедий, В разделе V собраны первые литературные обработки легенды, существенные для ее истории: трагедия Марло, представляющая решающее звено в драматическом переоформлении и идейном истолковании народной легенды; критическая статья Лессинга и фрагменты его "Фауста", которые впервые вводят эту легенду в обиход немецкой классической литературы. Примечания к каждому разделу содержат краткую библиографию, филологический и реальный комментарий.
Основные линии развития легенды от ее отдаленного зарождения до вступления в немецкую литературу XVIII века намечены редактором в заключительной статье.
Художественные произведения переведены в настоящем издании впервые (за исключением "Фауста" Марло, который дается в новом, более точном переводе). Печатаемые документы цитировались в русской научной литературе лишь в небольшой части, в кратких извлечениях или пересказах.
Сердечную благодарность я хотел бы принести тем учреждениям и лицам, которые оказали мне помощь в работе: Ленинградской государственной Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина, Библиотеке Берлинского университета им. Вильгельма Гумбольдта, директору литературных музеев в Веймаре Хельмуту Хольцхауеру - за предоставление фотокопий нужных мне материалов и книг; директору библиотеки Музея Гете в Веймаре Гансу Хеннингу - за ценные консультации.
ТЕКСТЫ
I
ИСТОРИЧЕСКИЕ И ЛЕГЕНДАРНЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА О ДОКТОРЕ ФАУСТЕ
Перевод С.А. Акулянц
1
Человек, о котором ты мне пишешь, этот Георгий Сабелликус {1}, имеющий 1507 дерзость называть себя главой некромантов, - бродяга, пустослов и мошенник. Его следовало бы высечь розгами, дабы впредь он не осмеливался публично учить нечестивым и враждебным святой церкви делам.
Ибо о чем ином свидетельствуют звания, которые он себе присваивает, как не о невежестве и безумии его. Поистине они показывают, что он глупец, а не философ.
Так, он придумал себе подходящее на его взгляд звание: "Магистр Георгий Сабелликус, Фауст младший, кладезь некромантии, астролог, преуспевающий маг, хиромант, аэромант, пиромант и преуспевающий гидромант". Посуди сам, сколь глуп и дерзок этот человек! Не безумие ли столь самонадеянно называть себя кладезем некромантии? Тому, кто ничего не смыслит в настоящих науках, более приличествовало бы именоваться невеждой, чем магистром. Ничтожество его мне давно известно. Когда я несколько времени тому назад {2} возвращался из Бранденбургской марки, я столкнулся с этим человеком близ города Гельнгаузена {3}, и там на постоялом дворе мне много рассказывали о вздорных делах, совершенных им с превеликой дерзостью. Сам же он, прослышав о моем приезде, тотчас съехал с постоялого двора, и никто не сумел убедить его встретиться со мной.
Приведенный выше перечень своих нелепых званий, которым он снабдил и тебя, он переслал мне, как я вспоминаю, через одного местного жителя.
Рассказывали мне еще священники этого города, что в присутствии многих он хвастался таким знанием всех наук и такой памятью, что если бы все труды Платона и Аристотеля и вся их философия были начисто забыты, то он, как новый Ездра Иудейский {4}, по памяти полностью восстановил бы их и даже в более изящном виде. После этого, когда я находился в Шпейере, он явился в Вюрцбург, где не менее самонадеянно говорил в большом собрании, что ничего достойного удивления в чудесах Христовых нет и что он сам берется в любое время и сколько угодно раз совершить все то, что совершал Спаситель.
В нынешнем году он приехал в конце великого поста в Крейценах и столь же нелепо чванился там своим искусством, называя себя величайшим из всех доныне живших алхимиков и уверяя, что он может и готов выполнить все, что угодно.
Там была тогда свободна должность школьного учителя, которую он и получил, так как ему покровительствовал Франц фон Зиккинген {5}, наместник твоего князя, человек, весьма склонный ко всему мистическому; но вскоре после этого он стал развращать своих учеников, предаваясь гнуснейшему пороку, и, будучи изобличен, скрылся от угрожавшего ему строгого наказания. Таков по достоверным свидетельствам человек, которого ты ждешь с таким нетерпением.