Евпатий остановил лошадь, опасливо переступавшую по хрупкому насту, и сделал плечами движение, словно собираясь размяться. Парень украдкой глянул в сторону саней, убедился, что Настя внимательно смотрит на него, и, глубоко вздохнув, одновременно извлек из ножен оба меча. Среди отряда послышались насмешливые переговоры и гогот, кто-то крикнул:
– Давай, Евпат! Покажи удаль! Закрути петли!
– Заплети заплетушки!
Остальные поддержали его одобрительным ревом. Евпатий остановил дыхание и принялся раскручивать мечи, описывая в морозном воздухе широкие восьмерки. Молодой воин, словно в трансе, глядя пристально перед собой, все ускорял и ускорял движения, сияющая на солнце сталь звонко гудела. Быстрее и быстрее, теперь он был окружен, словно серебряным коконом, стремительно мелькавшим булатом. Казалось, что в каждой руке у сына воеводы была дюжина мечей, каждым из которых он рисовал вокруг себя солнечный круг. Лошадь замерла, в испуге навострив уши. Среди ратников стоял гомон, кричали «То-то крутится, как коловрат!» и гулко стучали мечами в щиты. Даже Ратмир, незаметно ухмыляясь молодецкой удали, в полглаза поглядывал на данного ему в обучение молодого дружинника.
Но сам Евпатий всего этого не видел и не слышал, среди мелькания клинков ему неожиданно ярко вспомнился отец. Как тот первый раз обучал его рубиться двумя руками разом. Лев Романович, опытный воевода, любимец старого князя, в рубахе, расстегнутой на могучей груди, чтобы потешить сына, играючи подкидывал в воздух пару тяжелых прямых мечей, ловил их и принимался раскручивать, рисуя сталью смертоносный узор. Он легко управлялся с оружием, словно играл с парой веревочек. Руки опытного бойца, привыкшего рубиться и один на один, и один на дюжину, чувствовали сталь клинка, как свое продолжение. Евпатий стоял, опершись на свой деревянный тренировочный меч, и открыв рот смотрел на отца. Тот улыбался в ответ, показывая крепкие белые зубы, и поучал сына, сопровождая каждое слово взмахом меча:
– Секи с родного плеча и чтоб от плеча до бедра прорубил, а меч своим ходом и вернется к шуйце, и руби дальше, чтоб неповадно было, а если вдруг и уклонился от удара – ты в голову секи, да следом – от макушки до земли самой! А рука сама поведет, коли не зажмешься. Плечи расслабь, а силу удару телом давай! Ногами не стой как вкопанный! От живота идет движение, от жизни, волною. Поймешь это – и в сече обоерукому воину цены не будет.
Ну, теперь пригодится отцовская наука! И в руках уже не скомороший деревянный меч, а пара отличных острых клинков. Ну, теперь напади какой враг – уж он-то!.. В этот момент кобылка вздрогнула и попятилась, неудачно споткнувшись об скрытый под снегом корень. Евпатий качнулся в седле, но, чтобы удержаться от падения, ему пришлось бросить один из мечей и схватиться за уздечку. Лошадь попятилась задом и несколько раз взбрыкнула, а брошенный меч описал в воздухе широкую дугу и воткнулся в сугроб, саженях в пяти дальше по прогалине. Евпатий, краснея от досады, но виду стараясь не подавать, подобрал оружие, убрал оба меча в ножны и под дружный смех воинов вернулся к отряду.
Ратмир слегка обернулся и махнул Евпатию рукой в кольчужной перчатке. Юноша торопливо догнал старого дружинника и поехал рядом. Ратмир пригладил русую с проседью бороду, хмыкнул и обратился к подопечному:
– Ловко ты научился с двумя мечами управляться, ловко. Только смотри, уши себе не отсеки ненароком, а то за что тебя Лев Романыч будет таскать, когда в Рязань вернемся? – он хлопнул парня по плечу. – И бросай ты эти увертки! Нам твоя обоерукость с двумя мечами без надобности, щит да меч – твоя обоерукость! Вот что, Евпатий, мало только удальство свое показывать, нужно еще и службу свою знать. Ты же поставлен Настю охранять, верно? Так скачи быстро к саням и ни на шаг от нее больше не отходи!
Евпатий виновато кивнул отцовскому другу и развернул лошадь, выискивая глазами запряженную в сани пару. Ратмир посмотрел ему вслед и улыбнулся. Сыну боярина от роду было двенадцать лет, любого другого мальчишку таких лет и на выстрел бы не подпустил к дружине. Но Евпатий был и ростом не по годам высок, и ума хватало, а на мечах рубиться он учился, еще когда его ровня без штанов в гуделки играла. А главное, не мог не уважить верного товарища по ратным делам, Льва Романыча. Больно тот хотел сына сызмальства в дружину отдать, обучить порядкам и не в меру буйный норов немного остудить. А где найдешь рубаку опытней и у дружинников почетней, чем Ратмир?