- Санчо! - крикнул карлик, задыхаясь после гонки. Он добежал до подножия стены и смотрел вверх. Его лицо было воплощением ужаса.
Юноша наконец-то стащил хубон и наклонился вниз, протягивая его Бартоло. Карлик сжал ткань в охапку обеими руками.
- Поднимай меня, парень, Бога ради! - закричал он.
Санчо потянул изо всех сил, и ноги карлика оторвались от земли. Пядь за пядью. В это мгновение он поднял взгляд и понял, что именно делает тот мужчина, что остановился посреди улицы. Ствол пистолета был нацелен точно ему в голову.
Грянул выстрел, вспугнув стаю голубей из сада монастыря. Пуля со свистом пролетела перед лицом Санчо. Он дернулся и наклонился в сторону монастыря, потеряв равновесие.
И упал в пустоту.
Он не выпустил из рук хубон, и тем спасся от разбитой головы, но несмотря на это Санчо стукнулся лицом о стену и остался висеть по ту сторону стены. Карлик, который под весом Санчо взмыл вверх, до самого края, был почти спасен.
В этот миг стягивающие рукав хубона тесемки порвались.
Бартоло медленно поднялся. Зоркий находился уже рядом. Громила смотрел на него, скосив глаза, чем и заслужил свое прозвище.
- Друзья мои, - сказал карлик. - Как раз сегодня вечером я собирался повидать вашего господина.
- Слишком поздно, выродок.
Он отвел назад ногу и с силой ударил. Бартоло перекувырнулся и стукнулся о стену. Послушался чудовищный треск, когда сломался нос карлика, а лицо залила кровь.
- Погодите, прошу вас, - взмолился тот, выплюнув несколько зубов. У нас есть деньги, чтобы заплатить Мониподио... Вот...
Он показал туда, где оставил папку, когда Санчо забрался на стену.
- Ага, ясно, - отозвался Железнорукий, поднимая ее с земли. - Похоже, ты украл кое-что, что не должен был. Вмажь-ка ему, Зоркий.
Тот поднял ногу и со всей силой опустил ее на ребра карлика. А потом еще раз, разъярившись.
С другой стороны стены Санчо упал на кусты азалий, которые немного смягчили удар. Несмотря на это левая рука ужасно болела, а лоб и нос кровили из-за удара о стену. С этой стороны стена была на полтора метра выше. Он в отчаянии попытался на нее вскарабкаться, но снова и снова падал.
Санчо слышал все удары, которыми осыпали Бартоло, ощущая свое полное бессилие.
- Оставьте его в покое, сукины дети! - взвыл он со слезами на глазах.
- Достаточно, Зоркий, - сказал Железнорукий, схватив товарища за локоть. - После того выстрела тут скоро будет полно стражников.
- Только еще разок, - ответил тот.
- Сказал же - хватит. Он и так уже мертв.
- А до тебя мы еще доберемся, сопляк, - рявкнул Зоркий, подойдя к стене.
- Забудь про мальчишку. У меня есть идея получше. А теперь пошли.
И они поспешили скрыться.
Санчо понадобилось несколько минут, чтобы найти выход из монастыря. Он забрался на дерево и вернулся на улицу, подбежав к Бартоло. Вокруг карлика собралась толпа любопытных. Один из них даже рассмеялся. Санчо, рассвирепев, толкнул его.
Вид Бартоло разрывал ему сердце.
Карлик лежал на земле в лохмотьях. Одна рука находилась под телом под неестественным углом. Лицо превратилось в кровавое месиво.
Санчо упал на колени рядом с ним и зарыдал. Вскоре он заметил, что тело шевелится, и Бартоло открыл один глаз.
- Санчо, - пробормотал он.
Юношу охватило чувство радостного облегчения. Учитель жив!
Санчо напрягся и взял его на руки.
- Разойдитесь! - рявкнул он зевакам, и они бросились в сторону, испугавшись юношу с окровавленным лицом.
Санчо нужно было найти человека, который поможет карлику, и он знал лишь одно подходящее место.
XXVII
Когда Монардес увидел, что лицо Клары покрыто синяками, а голова замотана обрывком тряпки, он попытался расспросить девушку о случившемся, но ничего не добился. Клара отказывалась говорить и весь день бродила по саду, выдергивая сорняки. Она заколебалась, лишь когда пришло время возвращаться домой и снова встретиться с матерью, но все равно не решилась рассказать.
На следующий день утром она снова появилась у двери лекаря, как и всегда, но в этот раз в глазах ее стояли слезы, а всё тело болело. Она спала не в комнате, которую делила с матерью, а на кухне, на клочке взятой с конюшни соломы. Она всё рассказала старику, это заняло больше часа, в течение которого голос Клары ни разу не дрогнул.
- Я догадывался, что могло случиться что-то подобное, - обеспокоенно сказал Монардес. Выражение его лица не изменилось, когда Клара назвала Варгаса отцом, и она почувствовала себя полной дурой. Видимо, это знали все, кроме нее?