Он бросил лимон на пол и заговорил уже другим тоном, более решительно.
- Вы не должны истязать их, как делали все эти дни. Немудрено, что они совершают ошибки.
- Сеньор, я вас не понимаю, - ответил Ворон, весьма обескураженный подобным обвинением.
- Думаю, что очень хорошо понимаете. От того, что вы будете их избивать, корабль не пойдет быстрее.
- Но гребцы должны слушаться! - тон Ворона стал почти умоляющим.
- Одно дело непослушание, а другое - ошибка, совершить которую вы сами же их и вынудили, - заявил боцман, понизив голос, так что услышать его могли только Санчо и гребцы рядом с ним. - Я прикажу матросам, чтобы поменяли сломанное весло. Распределите гребцов, чтобы везде хватало рук, и забудем об этом происшествии.
Не дожидаясь ответа, он удалился. Ворон уставился на проход, в то место, куда упал лимон, оставшись единственным напоминанием о стычке. Надсмотрщик крутил в руках хлыст, и когда повернулся, на лице у него застыло выражение, предвещавшее смертельную опасность. Санчо опустил голову, чтобы больше его не провоцировать, но почувствовал, что уже достаточно наломал дров. В том взгляде читались только два слова.
"Шесть лет, - думал Санчо. - Целых шесть лет".
XXXII
Месть Ворона настигла Санчо не сразу. Надсмотрщик был слишком умен, чтобы наброситься на него немедленно после происшествия. Он выждал благоразумное время, а потом заставил юношу заплатить за то унижение, которому подвергся, действуя жестоко и хладнокровно.
Порт Махон был стратегически важным пунктом Средиземноморья для патрулирующих христианские воды кораблей, охотящихся на турецкие и берберские галеры, которые пытались смыть позор поражения на Мальте и при Лепанто. В последние годы пиратов стало больше, не только турков и мавров, но и еретиков англичан. И те, и другие совершали набеги на испанские берега, нападая на ничего не подозревающие поселения в разгар ночи, угоняя скот и рабов, в особенности детей, которых потом могли обратить в веру своего Пророка. После себя они оставляли только трупы и обугленные руины.
"Сан-Тельмо" прибыл туда через несколько дней. Сломанное весло заменили, бочки наполнили хорошей водой, а моряки провели пару ночей на земле. Каторжникам не дозволялось покидать свои места, хотя, по крайней мере, в это время им не приходилось грести. Со своей скамьи Санчо видел лишь полоску земли через отверстие для весла рядом с пятым гребцом, да и к нему не мог приблизиться, потому что это была привилегия Мертвяка и Сраля. Он не мог созерцать ни прекрасную реку между двумя невысокими холмами, ни выбеленный арсенал, откуда снабжались все корабли Армады. Он замечал лишь проблески нормальной жизни, которую вели другие люди на пристани, хотя они не слишком его утешали.
Те два дня оказались особенно тоскливыми. Он слышал быструю речь с чужеземными акцентами, скрип шкивов, когда на галеру грузили тюки, мычание скота и визг колес. Все портовые звуки навевали на него горькие воспоминания о блошином рынке, о многих часах, которые он провел рядом с Бартоло, перепродавая платки и серебряные пуговицы, украденные на оживленных севильских улицах.
Поскольку Санчо некуда было смотреть, кроме как в себя и свои воспоминания, он понял, как многое значил для него карлик, вероятно, он был единственным знакомым ему человеком, так напоминавшим отца. Некоторое время он пытался приписать эту роль брату Лоренсо, но холодный и отстраненный монах не проявлял по отношению к мальчику ни малейшей ласки. Однако Бартоло, которого все презирали из-за внешности, наградил Санчо удивительной мудростью. Не теми грубыми и стерильными знаниями, которыми наполнил его голову монах, не механическими проявлениями религиозности, которые он не понимал. Бартоло научил его ценить самого себя, быть собственным судьей и брать у других всё, что они могут дать. Любить жизнь - единственное, что у него отняли.
Душу Санчо разрывало кошмарное преступление, совершенное против Бартоло. Сидя на веслах, он пытался найти объяснение тому, что произошло, но так и не мог этого понять. Эта смерть вновь и вновь возвращала его к Мониподио, по какой причине тот послал своих головорезов, чтобы разделаться с теми, кто собирался выплатить ему долг. Было лишь одно объяснение - содержимое папки, которую они украли накануне. Не долговая расписка, а другие бумаги, на которые они едва обратили внимание. Кто-то, видимо, заплатил Мониподио, чтобы их вернуть. Если Санчо хотел добиться справедливости, то ему придется встретиться с этим бандитом, одним из самых опасных и хорошо охраняемых людей Севильи, и заставить того рассказать правду, перед тем перерезать глотку.