Слова и тон говорившего звучали убедительно. Его потертая одежда и худоба свидетельствовали, что он такой же, как и его слушатели.
— Пока правительство и его подпевалы уговаривают, дают обещания, которых никогда не выполняют, советуют нам позавтракать, когда у нас и копейки нет за душой, наши жены и дети голодают, нас выселяют из дому, нас оскорбляют. А за что? За то, что мы требуем самого необходимого — права работать. Мы получим это право, если будем за него бороться! Мы требуем покончить с системой пособий продовольствием! Мы требуем работы, а не благотворительности, и мы готовы бороться за наши требования!
Эрни и Дарки зааплодировали вместе с остальными. Бокер Ренни и его спутники ретировались, провожаемые враждебными возгласами.
Воспользовавшись своей победой, оратор закончил:
— Те, кто хочет принять участие в демонстрации, пусть встанут по четыре в ряд, и мы все пойдем к зданию парламента!
Под взглядами полицейских, которые были приведены в боевую готовность, но, по-видимому, не имели еще приказа о решительных действиях, демонстранты начали строиться в колонну. Единственный духовой оркестр заиграл военный марш, фланговые с красными повязками выравнивали ряды безработных. Потом оркестр двинулся вперед под аккомпанемент беспорядочно шаркающих ног.
— Пошли, Эрни, — сказал Дарки, поднимая скатку.
Эрни Лайл встал рядом с Дарки в колонну. Он уже не боялся, он просто устал и был немного растерян. Он заметил, что у демонстрантов сейчас больше решительности, чем утром. Вскоре колонна растянулась вдоль Рассел-стрит, голова ее скрылась за поворотом на Бурк-стрит-хилл. Оркестра уже не было слышно, а губные гармошки, оказавшиеся кое у кого, плохо помогали непривычным к строевому шагу людям идти в ногу. Развернулись знамена, появилось несколько красных флагов.
Среди демонстрантов были и женщины. Одна шла впереди Эрни, катя перед собой коляску с младенцем; ребенок тихонько хныкал, потирая ручонками щеки. Кулачки его казались совсем синими.
Подкатило несколько черных машин, битком набитых полицейскими. Потом они уехали — очевидно, полицейские решили преградить путь демонстрации в другом месте.
Распорядители ходили между рядами, отсчитывая шаг, подбадривая безработных, уговаривая их петь:
— Давайте, ребята, живее шевелите ногами! Левой, правой! Левой, правой! А ну-ка «Солидарность во веки веков»!
Дарки хриплым голосом подхватил песню. Но он сильно фальшивил, только припев пел правильно. Эрни тоже попробовал подтягивать, но голос у него был слабый, и его смущали люди, которые столпились на тротуарах и с любопытством, сожалением, презрением или сочувствием следили за марширующими.
Вдруг ряды начали сжиматься, как гармоника. Кто-то впереди крикнул, что полиция оттесняет демонстрантов к тротуарам.
— Жена была права, — словно думая вслух, произнес Эрни. — Они зададут нам сегодня жару.
Низенький сосед справа сказал просто:
— Они набросились на нас с дубинками и в прошлый раз. Сегодня я набил шляпу бумагой…
Колонна опять двинулась вперед. Эрни искоса взглянул на Дарки, который шел, высоко подняв голову, отведя плечи назад, размахивая одной рукой и придерживая скатку другой, увлеченный песней, хотя мотив он безбожно перевирал. Ему все это по-настоящему нравится, подумал Эрни, стараясь идти в ногу.
У Бурк-стрит произошла задержка. Один из распорядителей предупредил демонстрантов: когда колонна подойдет к зданию парламента, придется подождать в сквере, чтобы не задерживать уличного движения.
— Не надо давать полицейским повод напасть на нас, — добавил он, и Эрни узнал в говорившем Куина, человека, с которым он и Дарки завтракали утром. — Наши делегаты потребуют встречи с премьером и министром социального обеспечения. Потом они расскажут все участникам демонстрации здесь же, в сквере. Эй, как ты там? — крикнул он, заметив Дарки.
— Никогда мне не было лучше, друг, — ответил Дарки.
Ряды снова двинулись вперед. На тротуарах было полно народу. Слышались приветственные возгласы и враждебные выкрики; демонстранты, тяжело ступая, поднимались в гору. Они распевали рабочие песни, грустные, но полные вызова.
Когда Дарки и Эрни подошли к концу Бурк-стрит, колонна снова остановилась. Перекресток Спринг-стрит кишмя кишел людьми — они стояли на ступеньках здания парламента, толпились в сквере. Воздух был словно насыщен электричеством. Становилось ясно, что столкновение неизбежно. Всюду стояли полицейские, многие с дубинками наготове.
Распорядители сновали среди демонстрантов, взволнованно выкрикивая: