— Значит, — воскликнул Сэн, сложив все воедино, — я могу почувствовать, есть в жизни Клары узел или нет? Как это сделать?!
— Ты умеешь находить линии судьбы. Так нащупай её нить, — Левран простер руку к неподвижному телу. — Прикоснись, потяни к себе, как звучащую струну. Если отзовется беззвучно и глухо, значит, её музыка исполнена от начала и до конца. Значит все прожито и свершено, свободы больше нет. Если в её жизни осталась хоть одна узловая точка, момент свободного выбора, когда можно что-то исправить — струна зазвенит… и ты почувствуешь, как всё отзывается внутри.
Совершенные губы изогнулись в нежной, хищной улыбке.
— А если когда-нибудь ты достигнешь зрелости ловца звезд, то сможешь по этой музыке понимать, как именно тебе отзывается её жизнь и как именно могут быть переплетены ваши судьбы. Пока же попробуй просто услышать отклик. Если он будет.
Сэн зажмурился, кусая губы, подошел к девочке и сел рядом с ней. Помедлил, словно не решался, но затем всё же взял её холодную руку в свои ладони.
— Клара, — прошептал он, — Клара.
Гнетущее молчание накрыло зал.
— Что там? — лениво потянувшись, едва слышно зазвенев украшениями, спросил насмешливый бог.
— Нет, — мальчик сморщился, словно накрыл лицо маской мучительных сомнений. — Не звенит. Я не могу помешать Кларе умереть… В её жизни нет узла…
Он встрепенулся:
— А у звезды?!
— Проверь и её, — легко согласился Король Ворон.
Сэн прижал руки к ожогу на груди и закрыл глаза. Секунды бежали безрезультатно. Тяжкое молчание сгорбило спину мальчика, он замер на мраморном полу, сжав ладонями голову. По его щекам текли слезы.
— Что ж, — пожал плечами безумный бог. — Полагаю, пора прощаться с Кларой.
Левран медленно поднял руки, развел их широко в стороны, и вороны одна за другой полезли из тьмы его плаща, как чёрные призраки беспросветной ночи. Их было много. Их глаза горели голодом. Громко каркая и семеня лапами по полу, хлопая крыльями, короткими шумными перескоками, озираясь на хозяина и на ловца, они перелетали все ближе и ближе к холодному телу бывшей ученицы.
На лице мальчика проступил страх. Он озирался, прикрывая Клару, но знал, что не сможет её защитить.
— Отступи, Сэн, — сказал безумный бог из темноты. — Ты не знаешь способов её спасти.
— Не знаю? Ты сказал «не знаю». Ты не сказал, что их нет!
— Для тебя «не знаю» и равно «нет». Верный ответ часто на расстоянии шага, но люди умирают, не зная, что могли выжить.
— Кар! Карр!
Размытая рыжая тень косо метнулась вперед, вороны заорали, яростный клубок прокатился по полу: перья, брызги крови, крики, мешанина крыльев; секунда, и он снова прижался к полу рядом с Кларой. Черные тени отступили и медленно окружали, хрипло скрипя «Каррр! Каррр!»
— «Если ты хочешь поменять его», так ты сказал… — мальчик задыхался. — А если я не хочу менять прошлое?..
— Зачем же тогда прыгать в него? — удивился Король Ворон. — Разве что попасть под дождь? В четыреста тринадцатом был незабываемый ливень, две недели подряд, всё побережье…
— Я не могу прыгнуть в прошлое Клары, там нет узла… — бормотал Сэн. — Но могу прыгнуть в любой узел, который существует… Их тысячи, в разных временах и странах, ну хоть где-то есть помощь?! Хоть где-то есть идеальный, подходящий момент… Как же его найти?
— Перебирай струны, — хищно ответил Левран.
— Их слишком много, я не смогу расслышать нужную. Ошибусь и зря истрачу руну, не оправдаю твой дар.
— Это не станет новостью, — губы безумного бога изогнулись в усмешке. — Люди разочаровали меня давным-давно.
Сэн не отрываясь смотрел на медный диск в руках у Леврана. Что-то звериное проступило в чертах мальчика.
— Звенит, — сказал он. — Звенит.
— Это? — насмешливый бог поднял странную штуку, испещренную ситом прорех. — Ты почувствовал узел времени в прошлом штуковины? Но причем здесь Клара?
— Я слышу музыку этого ситечка, там смерть… Но там жизнь.
— И почему ты думаешь, что это именно та музыка, которая тебе нужна?
— Потому что я хочу не изменить прошлое. А просто попасть под дождь.
Сэн схватил Клару и прижал к себе, руна времени разгорелась в его раненой ладони. Вселенная дернулась в кратком спазме, переливчатая звездная бездна разошлась рваной прорехой и поглотила их.
Аль-Хаддир помнил, что он воин великой страны, надежда Герона, наставник бесстрашных, тысячник легиона. Он привык могучим броском метать рунное копье и пробивать строй вражеских щитов. Привык ласково сжимать талию любимой, вот уже двадцать шесть лет каждый раз как в первый; кидать в воздух внука и ловить у самой земли, давать подзатыльник нерадивому бойцу. Привык ловить удары палиц и мечей голой ладонью, смеясь в искажённые страхом лица врагов. Но сильные, никогда не подводившие руки сегодня не слушались его.