– Да простит Владычица тебе твоё безумие! Добр и светел наш король, велел относиться к таким, как ты, с милосердием и состраданием. Иди-ка ты в странноприимный дом, может, и для тебя там найдётся угол и лохань, чтобы помыться.
Страшно разгневался король, с трудом сдержался, поняв: некто занял его место, пока его не было. Но все, кого он ни спрашивал, отзывались о Его величестве с любовью и гордостью. Один день в неделю, например, по королевскому указу, был посвящён слабым: принимал Его величество в этот день бедных и нищих, выслушивал, давал советы и помогал, чем мог, разумно для королевской казны. И настоящий король стал с нетерпением ждать нужного дня.
Вошёл во дворец вместе с другими нищими и никак не мог надивиться переменам. Увидел королеву с младенцем – чёрная ненависть заволокла сердце государя. Решил он, будто самозванец дитя своё ему подложил, но набрался терпения, чтобы в нужную минуту изловчиться и казнить того, кто год занимал его место.
Целый день Гвын-король выслушивал нищих, а настоящий король всё обдумывал, как бы похитрее сказать речь. Настала его очередь говорить, вышел вперёд, поклонился и начал говорить:
– О, мой король! Призываю Владычицу в свидетели о том, что говорю правду. Да накажет Матерь того, кто усомнится в моих словах! Год назад отправился я на охоту в дикий лес и заблудился. Попал в сердце тьмы, натерпелся там страху, но победил своих шархалов и смог вернуться назад. И что я увидел, мой король, по возвращении? Дом мой занял самозванец, назвался моим именем, обрюхатил мою жену и пользуется моим добром без зазрения совести. А я и слова сказать не могу: никто мне не верит и не узнаёт меня…
Не ожидал настоящий король милости к себе, но решил хотя бы напоследок уязвить самозванца. Однако тот вдруг спустился с трона, обнял обиженного нищего и сказал:
– Всё случается по милости Владычицы! Ты много выстрадал, стало быть, теперь мудр и знаешь всё о сострадании, и более, чем раньше, достоин того, что тебе принадлежит по праву.
Велел Гвын позвать своего брадобрея, лекаря и личного слугу. Приказание мудрого короля было выполнено в точности, ибо все привыкли к его странным и неожиданным решениям, которые, в результате, всегда приводили к общей пользе.
Отвели нищего в отдельную комнату, вымыли, остригли ему спутавшуюся гриву и бороду, исследовали здоровье и переодели в чистую, достойную короля, одежду. Но даже теперь никто в нём не узнавал пропажу, ибо слишком отощал он.
Покончил со своими обязанностями Гвын, ушёл в свою комнату, велел привести к себе того самого обиженного нищего и оставить их наедине.
Как только все слуги ушли, поклонился Гвын настоящему королю, снял с себя корону и возложил ему её на голову:
– Простите, Ваше величество. Всё, что делал я, было совершено по данному мною обету и ради государства.
Снял морок, и увидел король перед собой знакомое лицо, лишённое глаз, сдёрнул перчатку – так и есть, рука отрублена.
– Раздевайся! – только и сказал король. А как надел на себя царскую одежду, позвал стражу и приказал: – Немедленно, сию же минуту казнить этого человека, разрубить его тело на четыре части и выбросить за городские стены на все четыре стороны света.
Удивилась стража: за весь год ни одной казни, и вдруг такое жестокое повеление. Сколько ни просил несчастный выслушать его, король гневался сильнее. Вынуждены были воины выполнить приказ.
Повеселел король. Теперь-то, он думал, ему ничто более не угрожает. Супругу за неверность тоже решил наказать, но перед этим всласть потешиться с нею.
Настало время. Разделся король и велел королеве готовиться к ночи. Удивилась и обрадовалась королева, увидела, что нет при нём его меча, воскликнула:
– О, мой возлюбленный супруг! Неужто закончился твой обет, и ты теперь можешь касаться меня? Знал бы ты, как за этот год истосковалось моё сердце по твоей любви, а тело – по твоим ласкам! Отчаялась я, но видела твою доброту к нашему сыну, зачатому в нашу первую с тобой ночь, и только потому моя душа была готова терпеть к себе твоё жестокое равнодушие.
– Погоди-ка, – изумлённый король выслушал её, но ещё не до конца верил словам, – можешь ли ты поклясться, моя королева, что не касался я тебя целый год, и тот мальчик, которого ты сегодня кормила грудью, мой сын?