- Мои волосы не растут.
- Ты же говорил, они острижены?
- Потому и не растут.
- А почему у Сайлуса растут? У него ведь тоже острижены.
- По-другому острижены. Обычно. Поэтому и растут.
- А у тебя как?
- Я не хочу об этом говорить.
- Извини.
Они помолчали. Ветер снова погнал по воде частую рябь, вода захлюпала под днищем гниющей у берега лодки. Тамиладу уставился невидящим взглядом вслед почти скрывшимся из виду листьям. Он и вправду то ли осунулся, то ли вытянулся, хотя и не выглядел больше больным, скорее наоборот: синяки под глазами пропали, кожа перестала быть бледной и тусклой. Томи разглядывала его, размышляя, распространяется ли запрет Тирры на друзей? Уж больно хотелось обнять и погладить по голове это воплощение задумчивости. В качестве компромисса Томи положила ладонь ему на плечо.
- Тами, расскажи мне.
- Что рассказать?
- Как тебя остригли.
Тамиладу вздрогнул и ничего не ответил. Томи убрала руку, но подсела поближе, так, что сквозь ткань рукава ощутимо проступило тепло плеча эльва. Тамиладу не стал отодвигаться. Девушка взяла его ладонь обеими руками и сжала, согревая. Зашуршал камыш, опять промчался ветер, подгоняя стайку водных бурунчиков. В этот раз волны поднялись выше, и у берега захлюпало. Вдалеке люди на мосту начали расходиться по домам - на праздничный ужин. Тамиладу вдруг вздохнул и немного дернулся, то ли порываясь встать, то ли решая, не повернуться ли ему. Томи чуть наклонилась и крепко обняла его за плечи. Тонкие мальчишеские руки неуверенно сомкнулись на ее талии. Непонятно было, кто и что хотел этим сказать, но им сразу стало тепло и уютно. Томи прижалась щекой к неровно торчащим пушистым волосам и чуть покачалась влево и вправо. Тамиладу закинул ноги ей на колени и устроился поудобнее, умостив подбородок на ее плече и уставившись печальным взглядом на темнеющую улицу. Он был легкий, как перышко. Даже легче, чем когда она несла его к Тола-Вилсе. Сейчас Томи без особых усилий могла бы поднять его наверное и одной рукой.
- Мне так... пусто, - наконец, проговорил Тамиладу, продолжая смотреть в темноту улицы. - Я всегда был один, сколько себя помню. Они никогда не брали меня с собой на осенние гуляния, оставляли одного в храме. И я ходил и разглядывал статуи Хранительниц, держал их за холодные руки и представлял, как они оживают и разговаривают со мной.
Тамиладу помолчал и слегка потерся щекой об ухо Томи. Та в ответ погладила его по спине и плечам.
- Когда мне было восемь лет, я ушел на гуляния без разрешения. Шел и представлял, что Хранительница ведет меня за руку. Я помню, как люди будто бы чувствовали мою воображаемую спутницу и ни разу не прошли сквозь нее. А может, мне так просто казалось. В любом случае, когда я встретил мою семью, и они прошли мимо, мне было намного проще верить, что я не один.
- Тами...
- Когда мне было шестнадцать, я встретил на мосту красивую девочку. Она была родом из Ламнискаты, приехала с отцом на ярмарку. Помню, как стоял и не знал, стоит ли отпустить воображаемую Хранительницу, чтобы подойти и поговорить с девочкой. И Хранительница как будто сама отпустила меня. Девочку звали Лиина. Мы с ней гуляли весь вечер, пока не стемнело. Ей тогда еще влетело от отца. И на следующий день мы снова встретились и облазили вместе весь город. В тот год было много приезжих, и на параде женихов было полно народу: и мужчин, и женщин. Они стояли плотными рядами - не протолкнуться. Ну, мы забрались на крышу лекарской лавки и обсуждали, кто на ком женится. И тогда она сказала мне, что когда вырастет, обязательно выйдет за меня замуж. Я ответил: "Тогда вплети мне цветок в волосы". Хотя, куда там было вплетать, они тогда даже до подбородка не доставали. Но она сорвала едва ли не последний цветок вьюнка и заплела мне тонкую-тонкую косичку из тех, что плетут лошадям. Но мне было приятно. Я так гордился этим цветком, что проходил с ним всю ночь, лазая по крышам. Домой вернулся только под утро. Вот тогда это и случилось. Отец глянул на меня, побледнел и потащил в храм. Мама плакала и прижимала руки к губам, но не останавливала его. В храме отец нашел припрятанный осколок огромного топаза, наподобие тех, из которых составлен цветок кувшинки здесь, в Ламнискате. Его острым краем он наполовину резал, наполовину выдирал мне волосы. Было очень больно и страшно, но я не мог вырваться. С тех пор они не растут. Как и я.