Норман осознал, что сможет изложить все вот так, спокойно и четко, потому что на этот раз не придется беспокоиться за Маму.
Она больше не будет выглядывать из окна. Ее вообще не будет в доме. Пусть даже приходят со своими ордерами на обыск, — Маму им не найти.
Таким образом, он выполнит свой долг лучше всего. Это нужно не только для его собственной безопасности, в первую очередь, он хочет защитить ее. Он все продумал и твердо решил поступить таким образом, он добьется, чтобы его решение было выполнено. Нет смысла даже откладывать на завтра.
Странно, теперь, когда в принципе все позади, Норман продолжал чувствовать уверенность в собственных силах Совсем не так, как было в прошлый раз, когда он полностью сломался, когда главным было знать, что Мама здесь, рядом. Теперь главное — знать, что ее здесь нет. И сейчас, в первый раз в жизни, у него хватит духу объявить ей свое решение.
Он твердым шагом поднялся наверх и в темноте дошел до ее комнаты. Зажег свет. Она была в постели, конечно, но не спала: не сомкнула глаз все это время, просто играла в свои игры.
— Норман, господи, где ты пропадал до сих пор? Я так волновалась…
— Ты же знаешь, где я был, Мама. Не притворяйся.
— Все в порядке?
— Конечно. — Он набрал побольше воздуха в легкие. — Мама, я хочу попросить тебя неделю-две спать в другом месте.
— Что такое?
— Я сказал, что вынужден просить тебя не спать в этой комнате несколько недель.
— Ты в своем уме? Это моя комната.
— Я знаю. И не прошу тебя уйти отсюда навсегда. Только ненадолго.
— Но я не понимаю, для чего…
— Пожалуйста, Мама, выслушай внимательно и попробуй понять. Сегодня к нам сюда приходил человек.
— Может быть, не стоит говорить об этом?
— Я должен. Потому что рано или поздно кто-нибудь появится здесь и начнет выяснять насчет него. А я скажу, что он приехал и убрался отсюда, и все.
— Ну, конечно, ты это скажешь, сыночек. И мы сможем наконец забыть обо всем.
— Возможно. Надеюсь, так оно и будет. Но я не могу рисковать. Может быть, они захотят обыскать дом.
— Пусть. Его ведь здесь не будет.
— И тебя тоже не будет. — Он нервно втянул в себя воздух и быстро заговорил. — Я серьезно, Мама. Это нужно для твоей же безопасности. Я не могу позволить кому-нибудь увидеть тебя, как сегодня увидел этот детектив. Не хочу, чтобы кто-нибудь начал задавать разные вопросы тебе — и ты знаешь не хуже меня, почему. Такого нельзя допустить. Значит, для нашей общей безопасности надо сделать так, чтобы тебя просто не было здесь.
— Что же ты собираешься сделать? Спрятать меня в трясине?
— Мама…
Она начала смеяться. Это больше походило на омерзительное кудахтанье, и он знал, что теперь, раз она начала, уже не остановится. Единственный способ заставить ее прекратить это — попробовать перекричать. Еще неделю назад Норман ни за что бы не осмелился. Но то время прошло, и сегодня он был другим, и все вокруг изменилось. Все изменилось, и он мог смотреть правде в лицо. Мама была не просто нездорова. Она была психопаткой, опасной психопаткой. Он должен держать ее в узде, и он сделает это.
— Заткнись, — громко произнес он, и кудахтанье смолкло. — Прости меня, — мягко продолжил Норман. — Но ты должна меня выслушать. Я все продумал. Я отведу тебя в подвал, в кладовую для фруктов.
— Кладовую? Но не могу же я…
— Можешь. И сделаешь это. У тебя нет выбора. Я позабочусь о тебе, там есть свет, и я принесу раскладушку, и…
— Не будет этого!
— Я не прошу тебя, Мама. Я объясняю, как ты должна поступить. Ты останешься там до тех пор, пока я не сочту, что опасность прошла и ты можешь снова жить здесь. И я повешу наше старое индийское покрывало на стену, так что оно закроет дверь. Никто ничего не заметит, даже если они не поленятся спуститься в подвал. Только так мы оба можем быть уверены, что с тобой ничего не случится.
— Норман, я отказываюсь даже говорить об этом! Я с места не сдвинусь!
— Тогда придется тебя отнести на руках.
— Норман, ты не п о с м е е ш ь…
Но он посмел. В конце концов именно это он и сделал. Поднял Маму прямо с кровати и понес ее, и она была легкой как перышко по сравнению с мистером Арбогастом, и пахло от нее духами, а не застарелой сигаретной вонью, как от него. Она была слишком ошеломлена его поведением, чтобы сопротивляться, только немного повсхлипывала, и все. Норман сам был ошарашен тем, насколько легко это оказалось, стоило ему только решиться на такой шаг. Господи, Мама просто больная пожилая леди, хрупкое, невесомое создание! И нечего ее бояться, сейчас Мама боялась его. Да, в самом деле. Потому что ни разу за все это время не назвал^ его «мальчиком».