— Ну, это инстинкт, — объявил Аткинс, заранее зная, что же хочет от него услышать Киндерман.
Тот просветлел:
— Аткинс, не произноси при мне слово «инстинкт», а я со своей стороны клянусь, что никогда не упомяну про «параметры». Ну что, по рукам?
— Ладно, а можно говорить «инстинктивно»?
— Нет, это тоже запрещается. Инстинкт. А что такое инстинкт? Разве слово само по себе что-то значит? Вот тебе кто-нибудь скажет, что сегодня над Кубой не взойдет солнце, а ты ответишь на это: «Подумаешь, значит, сегодня — День-Невсхождения-над-Кубой-Солн- ца». Так? Ну и что? Разве этим ты что-нибудь объяснишь? Навешивая на какое-то явление ярлык, ты только скрываешь его тайную суть. Вот на меня, например, никакого впечатления не производят слова «сила притяжения». Ну ладно, об этом особый разговор. А пока что вновь возвратимся к охотящейся осе, Аткинс. Это удивительно. И это является частью моей теории.
— Вашей теории касательно нашего дела? — оживился Аткинс.
— Не знаю. Вполне возможно. А может, и нет. Я просто рассуждаю. Нет, скорее всего, это другое дело, Аткинс. Нечто гораздо большее. — Он неопределенно махнул рукой. — Все ведь на этом свете взаимосвязано. А что касается той старушки, ты пока что…
Киндерман внезапно замолчал, а откуда-то издалека донеслись раскаты грома. Следователь уставился на окно. Первые капли дождя робко скользнули по стеклу. Аткинс заерзал на стуле.
— Так вот, эта старушка, — еле слышно продолжал Киндерман, и глаза его мечтательно закатились. — Она приведет нас к самому сердцу тайны, Аткинс. Лично мне страшновато покуда следовать за ней. Честно, Аткинс.
Следователь замолчал, размышляя о чем-то про себя. Потом, внезапно смяв пустой стаканчик, швырнул его в корзину для бумаг, стоявшую рядом со столом. Стаканчик упал в нее с глухим стуком. Киндерман поднялся.
— Ну, а теперь поспеши к своей возлюбленной, Аткинс. Жуйте жвачку, пейте лимонад и уплетайте ириски. Что же до меня, то я ухожу. Адью. — Следователь продолжал стоять на месте, озираясь по сторонам.
— Лейтенант, она на вас, — подсказал Аткинс.
Лейтенант дотронулся до полей шляпы.
— Да, действительно. Надо же, заметил.
Киндерман все еще медлил, стоя возле стола.
— Никогда слепо не доверяй фактам, — буркнул он и засопел. — Факты нас ненавидят. И от них несет частенько чем-то гнусным. Они к тому же ненавидят не только людей, но и временами — саму истину. — Киндерман, резко повернувшись, ковыляющей походкой зашагал к выходу.
Однако, не дойдя до двери, он вновь вернулся к столу, обшаривая на ходу свои карманы.
— И еще вот это, — обратился он к Аткинсу. — Сейчас, минуточку. — Киндерман извлек из кармана книгу, взглянул на название и, наспех пролистав ее, вынул оттуда пакетик из-под закусок местного бара. На пакетике было что-то написано. Следователь прижал его к груди, велев Аткинсу не подглядывать.
— Я и не собирался, — обиделся тот.
— Вот и хорошо. — Киндерман расправил листок и начал читать вслух: «Еще одно убедительное доказательство существования Бога связано с разумом, а не с чувствами, и заключается в том, что весьма трудно, даже невозможно представить себе, будто вся бесконечная Вселенная является результатом чистейшей случайности или же объективной необходимости». — Киндерман прижал листок к груди и взглянул на своего помощника. — Кто это написал, Аткинс?
— Вы.
— Да, похоже, до лейтенанта тебе еще далековато. Попробуй отгадать еще разок.
— Не знаю.
— Чарльз Дарвин, — сообщил Киндерман. — «Происхождение видов». — С этими словами он запихнул листок в карман пальто и покинул кабинет.
И тут же снова вернулся.
— И еще кое-что, — спохватился он, подойдя вплотную к Аткинсу Между ними оставалось не больше дюйма. Лейтенант держал руки в карманах.
— Что означает слово «Люцифер»?