Подозвав Руди, сержант закрепил Берту на его спине (привычное дело для обоих) и осторожно поднял девочку на руки. Ее одежонка так и осталась на берегу, эти лохмотья не стоили ниток, которые пошли бы на штопку. Все тело было покрыто подсыхающей зеленой пленкой, которая пачкала теперь рубашку Дитца, но вот уж на это ему было наплевать.
— Тебе удобно?
Дождавшись почти беззвучного "да", Конрад двинулся вперед быстрым скользящим шагом. Ему хотелось бежать, чтобы как можно скорее доставить свою практически невесомую ношу до дома, но бег означает тряску, а мучить малышку… хватит с неё на сегодня. И вообще — хватит.
Трусящий рядом Руди посматривал на хозяина с явным недоумением, но мнение свое предпочитал до поры до времени держать при себе. Говорить он, конечно, не мог, однако мастерски владел уймой способов донести до окружающих свою точку зрения. Да уж, с псом надо будет объясниться. Ничего, смышленый зверь все поймет.
К тому же объясняться придется не только с ним: Конрад готов был держать пари, что в самое ближайшее время к нему заявится папаша Кронберг. Хоть бы уж трезвый… ха, кто это видел Кристофа Кронберга трезвым? Дитц, во всяком случае, за полтора местных года не сподобился ни разу. Может быть, дома он другой, а куролесит только на людях? Ага, как же, держи карман шире!
Вид дома, простого и добротного, всегда приводил отставного сержанта в хорошее настроение. В других обстоятельствах он бы не отказал себе в удовольствии постоять и полюбоваться, но сейчас приземистое, словно выросшее из невысокого пологого холма строение вызывало только одну мысль: "Добрались!"
Так, первым долгом девчонку надо отмыть. Устоит ли она под душем? Ох, вряд ли. Стало быть, душ побоку, от него сейчас толку никакого. Зато есть гигантская лохань, годная для устройства в ней морских сражений и служащая в обычные дни для того, чтобы накачанная из скважины вода для полива прогрелась под солнцем. Вот туда-то мы малышку и определим. Осторожненько… сидишь? Вот и умница. Руди, охранять!
Освободив пса от Берты, Конрад метнулся в дом. Найдется ли у него чистое полотенце? Вроде, должно быть, стирка была относительно недавно… вот оно! Неглаженое, конечно, что взять со старого холостяка, но сойдет. Теперь мыло… бактерицидное, самое то. Шампунь… в доме есть только мужской, а что делать?! Одежда… нет, об этом будем думать потом, сначала следует обработать повреждения.
— Смотри, это все тебе. Ты должна как следует вымыться. Волосы тоже. Приступай, Руди покараулит. Не бойся его, он умный и храбрый. Закончишь — приходи в дом.
Следующий пункт — аптечка. Ну, с этим у повидавшего самые разнообразные виды Зверюги Дитца всегда был полный порядок. Обезболивающее… антисептик… мазь для заживления ран… противовоспалительное… жаропонижающее на всякий случай… шовный материал? Хм… авось не пригодится, вроде бы он не заметил ничего, что требовало бы столь радикального вмешательства. И без антибиотиков хорошо бы обойтись, как прикажете рассчитывать дозировку на этакую пигалицу? Кроме того, на такой стадии истощения лекарство может оказаться хуже болезни.
Следовало бы, наверное, вызвать врача, но кто из толковых поедет на ночь глядя в эту глухомань? А бестолочи мы девчонку не доверим, нет. Да и не был Конрад знаком ни с одним врачом в окрестностях. Ему вроде и незачем, здоров, как бык… кто же знал?!
— А вот и ты. Ну что ж, совсем неплохо. Быстро управилась, молодчина. Ступай вот сюда, ложись, сейчас я тобой займусь… ч-черт! Короче, ложись, я разберусь и приду. Руди, за старшего!
Снова забросив на плечо верную Берту, Конрад вышел на крыльцо как раз в тот момент, когда к дому подкатила, подвывая и погромыхивая, битая-перебитая колымага, такая же ни на что не годная, как и сидевший за рулем Кристоф Кронберг.
— Приветствую вас на своей земле, джи Кронберг! — произнес Дитц, криво усмехаясь.
Вежливым быть не хотелось. Хотелось сходу засветить в испитую физиономию. Да так, чтобы хрустнули зубы. Мерзавец, сволочь, собачий сын!
— Джи Дитц, — с комичной важностью произнес мрин, кособоко выбираясь из-за руля, — я рискнул вас побеспокоить, чтобы уладить вопрос относительно никчемы, которую вы забрали.
Конрад покосился на застывшего на переднем пассажирском сиденье парнишку, одного из тех, кто бил Лану, и мысленно прикинул время. По всему выходит, что сначала Кронберг приехал к озерцу. Где и обнаружил одежду Ланы — и больше никаких следов ее самой. Вынюхать девчонку он мог метров пятьдесят от силы, а дальше её уже нес сержант. Но сообразить — хотя бы в общих чертах — что произошло, труда не составляло. Даже для этих насквозь проспиртованных мозгов.
— Слушаю вас. Каким образом вы предлагаете его уладить?
— Я предлагаю сто.
— Вы оцениваете её жизнь в сотню? — не давая воли душащей ярости, уточнил Конрад.
Кулаки чесались почти невыносимо. Господи, если Ты есть… сотня? Упаковка дешевого пива?!
— Никчема больше не стоит, — пожал плечами слегка покачивающийся выпивоха, делая шаг назад. Как бы ни был Кристоф пьян, отношение собеседника он явно почувствовал. А уж как съежился этот зверёныш в машине…
— Хорошо! — Дитц уже принял решение, и теперь следовало ковать железо. Был один вариант… и присутствие пацана на руку, по местным законам возраст свидетеля роли не играет. — У меня есть встречное предложение. Сто, вы сказали? Я покупаю. Покупаю Лану за указанную сумму.
Кристоф замешкался, неуверенно покосился на сына… но трубы горели, горели нестерпимо… а никчемы, не признанные родителями, числились имуществом и не более того…
— По рукам!
— Прошу в дом, — проскрипел Конрад. — Следует оформить сделку.
Составление купчей заняло совсем немного времени, и несколько минут спустя сержант-инструктор Дитц стал, по сути, рабовладельцем. Разумеется, купчая нуждалась в официальной регистрации, но деньги упали на счёт Кронберга, подписи (вот и пригодился мальчишка!) заняли положенное место, и дело было сделано. Будем надеяться. Будем также надеяться на то, что эта мразь, уже предвкушающая внеплановую выпивку, не задержится надолго.
— Одного только я не возьму в толк, джи Дитц! — пьяная развязность повеселевшего папаши Кронберга была омерзительна. — На кой вам никчема? Работница из нее никакая, подворовывает, опять же… или решили сорвать цветочек? Так вы, хе-хе, опоздали! Парни её уже откупорили, говорят — бревно бревном! Надо было, конечно, сказать об этом раньше… но вы, уж извините, и полсотни бы тогда не заплатили!
— Вон. Из. Моего. Дома, — медленно, раздельно, как читающему по губам глухому, произнес Конрад. — Вон!!! И если вы или любой из ваших недоносков ещё хоть раз окажетесь на моей земле или хоть пальцем тронете мою собственность, я буду стрелять. Сразу. На поражение. Вам ясно?!
Мирно висевшая до сих пор на плече Берта материализовалась в лапищах сержанта, глаз её дула и не думал подмигивать, и Кристоф Кронберг попятился, на ходу запихивая пацана себе за спину. Что ж, очко в его пользу, дочь продал — так хоть о сыне заботится.
— Брысь! — заорал Конрад. Это было оскорбление, смертельное оскорбление, но сил сдерживаться уже не осталось. — Брысь!!!
Когда скрип и скрежет древнего рыдвана затих вдали, сержант Дитц позволил себе немного расслабиться и даже тяпнуть пару пальцев забористого самогона. Цветочек?! Сорвать?!! Ну-ну…
Распахнув дверь в спальню, Конрад застыл на пороге.
Девчонка лежала на спине, крепко зажмурившись, закусив нижнюю губу и сжав кулачки. Худые как палки ножки были широко раздвинуты. Дьявольщина, она же все слышала!
— Умница, — произнес Конрад, заставляя себя говорить спокойно и деловито. — Так и лежи, сейчас посмотрим твои болячки.
Взяв с подоконника приготовленные медикаменты, он присел на краешек массивной кровати и занялся тем, чем давно следовало.
— Не бойся меня, хорошо? Сейчас я приложу ухо к твоей груди, мне надо прослушать сердце и легкие. Знаешь, как бывает? Снаружи ничего страшного, а внутри сплошные неприятности.