И вдруг вода перестает течь сама собой.
Я понимаю, что в этот момент меня должен был сковать страх, но ощущаю лишь нетерпение. Мне хочется продолжить наш вчерашний разговор. Я озираюсь по сторонам, размышляя, как бы мы могли это сделать. В руках у меня телефон. Я мог бы воспользоваться им, а Уиллоу — моим ноутбуком.
Я достаю ноутбук и ставлю его на кухонный стол.
— Не знаю, насколько хорошо ты управляешься с техникой, — говорю я вслух. Но раз ты умеешь печатать, мы могли бы пользоваться мессенджером. — Я открываю приложение и указываю на экран, решив, что она увидит, если находится сейчас рядом. — Я буду пользоваться телефоном. А ты можешь использовать ноутбук. — Отодвинув его в сторону, я сажусь с телефоном в руках. Буквы начинают утопать в клавиатуре в спешно меняющейся последовательности. Она быстро печатает. Возможно, это послужит подсказкой к тому, чем она занималась в прошлой жизни.
Мне приходит сообщение. Я прекрасно управляюсь с техникой.
Я не могу скрыть улыбку.
Невероятно. Все события, которые в моем воображении могли заполнить мою жизнь, меркнут перед этим. Брак, дети, музыкальная карьера — все это теперь кажется способом заполнить пустоту. А если мне доступно нечто вроде шестого чувства? А если мне предначертано использовать его? А если мне суждено стать не только музыкантом?
Кнопки на клавиатуре ноутбука снова начинают утопать. Она пишет что-то еще.
Я много знаю, например, как готовить еду. Пользоваться компьютером, телефоном. Но даже не представляю, откуда я все это знаю.
Вместо того чтобы набрать сообщение в телефоне, я отвечаю вслух, потому что Лейла еще спит.
— Может быть, это подскажет нам, как давно ты умерла. Думаю, ты бы говорила и вела себя иначе, если бы твоя смерть произошла много десятилетий назад.
Ты так уверен, что я была жива. Что, если я всегда была здесь?
— Может и так, и за это время ты получила все свои знания. Ты говорила, что иногда смотришь телевизор, да?
Да.
— Мы могли бы кое-что попробовать, чтобы определить временные рамки.
Тебе важно знать, была ли я когда-то жива?
— А тебе неважно?
Не знаю. Наверное, нет. Какое это имеет значение?
— Возможно, если бы ты знала, какой была твоя прежняя жизнь, ты бы поняла, почему оказалась заточена здесь.
Я не чувствую себя в заточении.
— Но счастлива ли ты?
Нет. Я уже говорила тебе, каково мне здесь. Со мной не случалось ничего интереснее вашего с Лейлой появления.
— А если я здесь, чтобы помочь тебе? Тебе нужна помощь с тем, чтобы во всем разобраться?
Довольно эгоистично с твоей стороны думать, что именно я нуждаюсь в помощи. Может, это я оказалась здесь, чтобы помочь тебе?
С мгновение я смотрю на ее ответ, позволяя еще одной мысли дополнить путаницу в моей голове.
— Я не задумывался об этом. — Я подаюсь вперед, подпирая подбородок. — Возможно, ты права, и мы оба именно там, где и должны быть. Но если это так, то зачем тебе вторгаться в этот мир? Это ведь тебе недостает того, что доступно мне. Еды. Воды. Сна. Ты не способна насытиться в своем мире. Все материальное сосредоточено в этой реальности, и раз сейчас тебе этого не хватает, возможно, все это было доступно когда-то в прошлом.
Ноутбук скользит по столу, пока не оказывается прямо передо мной. Я вздрагиваю от внезапного движения.
— Почему ты дал мне спать допоздна? — спрашивает Лейла.
Я поднимаю взгляд и смотрю, как она потягивается, стоя на пороге кухни. Зевнув, она устремляется к кофейнику.
— Сейчас не так уж и поздно, — отвечаю я, неторопливо закрывая ноутбук.
Лейла наливает кофе в кружку.
— Уже одиннадцать утра.
— Самое смертоносное время дня, — дразню ее я.
— Чего? — Она с любопытством смотрит на меня, обхватив кружку обеими руками и делая глоток. Я подхожу к ней и целую в лоб.
— Одиннадцать утра — самое смертоносное время дня, — я повторяю один из многочисленных фактов, которые узнал от нее.
Лейла озадаченно косится на меня.
— Странно. Если подумать, это должно быть ночное время.
Меня накрывает чувством вины. Сколь многое из того, что Лейла восстанавливает с трудом, я воспринимаю как должное. Наши разговоры, воспоминания, прекрасные мгновения вместе. Будто кто-то взял ножницы и вырезал из ее памяти части ее жизни, разметав повсюду обрезки.
Мне кажется, что порой я отношусь к ее травмам недостаточно серьезно. Последние полгода я ходил вокруг нее на цыпочках, стараясь не замечать очевидное, чтобы она не ощущала, сколь много она лишилась. Но что если, потакая ее нежеланию обсуждать события той ночи, я невольно делаю только хуже?